Утирая слезы с покрасневших глаз, он с превеликим трудом выдавил из себя слова, объяснявшие причину его неожиданного прихода.
– Он заболел, того и гляди откинет копыта.
Затем рассказал, что целый месяц добивался у Гаспара разрешения позвать Оноре Вертюшу. Тот всего-навсего ветеринар и потому показался Зебре не слишком большой угрозой его недугу. Гаспар даже дал уговорить себя пойти в больницу на рентген, но перед этим заставил Вертюшу поклясться, что, каков бы ни был результат рентгенографии, тот не станет пробовать вылечить его; врачи еще не вынесли своего заключения, но состояние Гаспара ухудшалось со дня на день.
Вот почему Альфонс пустил слезу в гостиной Камиллы. Его закадычный друг, единственный человек, которого он любил всей душой, скоро отдаст концы, если к нему не вернется жена.
– Вы понимаете? – уронил он, кладя грубую ручищу на плечо Камиллы.
Та, пораженная его словами, молчала.
По мнению Зебры, промывание носовой полости представляло собой настоящую науку. Упражняясь в этой процедуре, он разработал методику, позволявшую ему промывать носоглотку большим количеством воды после каждого приема пищи.
В тот вечер Гаспар вставил большую стеклянную пипетку в левую ноздрю, запрокинул голову и священнодействовал, устроившись поудобней в шезлонге красного дерева на крыльце дома Мироболанов. Мари-Луиза только что избавилась от объедков, оставшихся после обеда, и вышла насладиться теплым вечером, меж тем как Альфонс заполнял водой из графина стеклянный баллон пипетки, сунув в него маленькую воронку. А Зебра отплатил за помощь клокотанием в горле, сопровождаемым громким булькающим хрипом, в течение двадцати секунд; наконец выпустил воду через нос в специальную миску.
– Еще пошуруем козявок или хватит? – спросил Альфонс, держа дымящуюся сигарету в уголке рта.
Усталым жестом нотариус отклонил это предложение. За два года лицо его съежилось. Создавалось впечатление, будто он носит свою шкуру, точно севшую после стирки одежду. Солнце было слишком низко, чтобы от Зебры падала тень, но, назначь он процедуру на три часа, все равно тень от него была бы жиденькой.
Гаспар медленно встал на ноги, словно боялся сломаться, и оперся на трость собственного изготовления, опиленную покороче, чтобы ходить согнувшись в три погибели. За его спиной Мари-Луиза рассказывала Альфонсу о своей племяннице, которой удалось очень хорошо сохраниться с помощью кремов. Зебра подумал о том, какую грусть всегда навевали на него старые девы. Когда женщина, выглядевшая на двадцать пять лет, с гордостью заявляла, что ей тридцать пять, ему казалось, что судьба-мачеха грубо отобрала у нее десяток лет жизни.
