с опорой на которую он попытается устранить всех неугодных и установить режим своей личной власти в международном эспер-движении.
Второй мишенью избран был Сикорский. Его канди-татура также вызывала у Варанкина ряд серьезнейших возражений. Указывалось, что в последнее время Сикорский сошел с платформы левого эспер-пацифизма, близкого пролетарскому безнационализму (лантизму), и активно сотрудничает с Краеведческим обществом, где позволяет себе высказывать взгляды, близкие к националистическим. Эти взгляды нашли отражение в его переводе на русский язык романа Печенега-Гайдовского «Рука Судьбы, или Смерть зеленым!» Сикорский разочаровался в эсперанто, однако скрывает это и надеется сохранить за собой должность председателя правления клуба из чисто меркантильных соображений, нуждаясь в средствах на лечение сына. Кроме того, есть основания подозревать его в махинациях с пайками и членскими взносами. Все вышеперечисленное делает недопустимым дальнейшее пребывание т.Сикорского на этой ответственной должности.
Под этим листком лежал другой, отпечатанный на машинке, с крупным заголовком вверху: ОСНОВЫ ГОМАРАНИЗМА. Возможно, и тут имелось что-то не предназначенное для посторонних глаз, но чтение пришлось отложить. Свечников едва успел сунуть этот листок в карман, как дверь открылась.
— Ума не приложу, где он! — пожаловалась Мира. — Я уже начинаю волноваться.
Причина ее тревоги была понятна. Она беспокоилась, не завернул ли муж в гнездо разврата, в комнатку под лестницей в школе-коммуне «Муравейник». Еще вчера Свечников мог бы успокоить ее, сказав, что Варанкина туда больше не пускают, но сегодня такой уверенности не было.
Он вынул взятый у Иды Лазаревны револьвер, нарочно держа его за ствол, а не за рукоять, чтобы казалось не так страшно.
— Это револьвер Михаила Исаевича?
— Боже упаси! Откуда?
Объясняться с ней не имело смысла. Свечников решил больше не ждать, простился и вышел на Соликамскую.
Казароза тенью шла рядом. «Где-то я его раньше видела», — шепнула она вчера, оглядываясь назад. Кроме Вагина, которого можно было не принимать в расчет, там сидели Осипов, Даневич и Порох.
В этой части города заборы перемежались заплотами из жердей, деревенские избы — аккуратными домами на кирпичных полуэтажиках, обшитыми в руст или оштукатуренными под камень. У самых ног в окнах полуподвалов алела герань, куры с чернильными метками на перьях рылись в палисадниках. Где живет Осипов, Свечников знал. Однажды с Вагиным волокли его, пьяного, домой, на Монастырскую. Вход со двора, через комнату скорняка-татарина, шьющего шапки из собачьих шкур.
