Ей снилось, будто она долго-долго бежит с горы к ослепительно сверкающей под солнцем реке. Пологий травяной склон никак не кончается, хотя берег, кажется, совсем близко, шагах в десяти, не больше, а она все бежит и бежит, и полевые цветы звенят у нее под ногами, как маленькие колокольчики, которые рыбаки привязывают к воткнутым в землю удилищам, чтобы слышно было, если клюнет.
Слушая, Свечников думал, что да, он рассказывал ей про Казарозу, но не настолько же она сумасшедшая, чтобы застрелить такую соперницу! Этот вариант он сразу отверг, зато два других были куда вероятнее. Во-первых, стрелявший мог незаметно передать ей револьвер прямо в зале — на тот случай, если кто-нибудь заметит, что стреляли из разных мест. Тогда всех мужчин стали бы обыскивать, а женщин — вряд ли. Во-вторых, из тех же соображений этот человек мог после выстрела выкинуть револьвер в окно. Свечников мысленно прочертил возможную траекторию его полета и понял, что она вполне способна пересечься с маршрутом Иды Лазаревны от ворот к будке во дворе.
— Я бежала к реке, — тихо говорила она, — и знала, что вода в ней ледяная. Она так сверкала на солнце, что теплой быть не могла. Я это понимала, но все равно хотела добежать как можно скорее, чтобы броситься в нее и забыть что-то страшное, чего я в тот момент уже не помнила, но знала, что потом опять вспомню и пожалею, если не добегу. В то же время я бежала так долго, что постепенно стала замечать, какая красота кругом. Все было так зелено, так чисто, небо такое синее, песок на берегу такой белый и тоже чистый, что постепенно мне стало казаться глупо, что я так быстро бегу среди всей этой красоты и ни на что не обращаю внимания.
Чувствовалось, что сон излагается не ему первому. Сюжет был строен и отточен о реакцию предыдущих слушателей, детали отобраны с тем расчетом, чтобы оттенить главную мысль. Свечников уже начал догадываться, к чему идет дело: этот сон вернет ей любовь к жизни. Сейчас она проснется, соберет вещи, сойдет на первой же станции и пересядет на обратный поезд. Или нет: снимет с полки чемодан, откроет его, достанет ампулы с морфием и, высунув руку в окно, медленно разожмет пальцы.
— Я побежала тише, затем перешла на шаг, и, как только я это сделала, река оказалась прямо возле моих ног. Я взглянула на нее и отшатнулась. Вблизи она была не та, что издали, а совсем черная, с омерзительными буро-черными водорослями в глубине. От течения они шевелились, как чьи-то щупальца.
