Темпераментным молодым человеком был Ролстон Мактодд. Он желал находиться в центре картины, излагать свои взгляды перед покорной аудиторией, почтительно и с интересом ему внимающей. Но на протяжении только что завершившейся трапезы ни единое из этих вполне законных требований удовлетворено не было. С первой же секунды лорд Эмсуорт завладел разговором и с мягкой блеющей настойчивостью оборонял его от всех посягательств. Пять раз Мактодду почти удавалось запустить одну из лучших своих острот — но для того лишь, чтобы ее смел со своего пути бурный поток рассуждений о штокрозах. На шестой раз ему все-таки удалось представить ее в полном блеске, но сидевший напротив старый осел перемахнул через нее, как через барьер, и понесся галопом дальше перечислять умственные и нравственные дефекты исчадия по имени Ангус Макаллистер, приходящегося ему старшим садовником или чем-то еще в том же духе. Хотя мистер Мактодд любил поесть и обычно ценил хорошую кухню, этот завтрак превращался у него во рту в полынь и желчь, и несколько минут спустя в кресло у окна нижней курительной, насупившись, рухнул весьма обозленный и изнемогающий певец Саскатуна. Короче говоря, мы знакомим читателя с мистером Мактоддом в то мгновение, когда он приближается к точке закипания. Еще один-два повода для раздражения — и только Богу известно, что он способен натворить. Пока же он только откидывается на спинку кресла и свирепо супится. Однако в нем теплится надежда, что ему может принести облегчение сигара, и он ждет, когда ее ему предложат.
Граф Эмсуорт не замечал его насупленного лица. Собственно говоря, он практически не видел Мактодда, начиная с минуты своего прибытия в клуб, когда некто — судя по голосу, старший швейцар — сообщил ему, что его ждет джентльмен, и подвел к бесформенному пятну, которое назвалось приглашенным гостем. Потеря пенсне оказала обычное воздействие на лорда Эмсуорта и превратила мир в непроницаемый туман, в котором, точно рыбы в мутной воде, плавали неясные фигуры. Впрочем, поскольку он находился в Лондоне, это особой важности не имело — смотреть в Лондоне было решительно не на что. Если не считать смутного ощущения, что в целом пенсне ему не помешало бы, — ощущения достаточно сильного, чтобы отправить рассыльного в отель на розыски этого оптического устройства, — отсутствие кругозора не препятствовало лорду Эмсуорту наслаждаться жизнью.
А в отличие от мистера Мактодда он наслаждался ею в полной мере. Этот молодой человек, решил он, на редкость приятный собеседник. Как мило, что он с таким увлечением слушает, а не перебивает, не старается завладеть разговором в прискорбной манере нынешней молодежи. Лорд Эмсуорт не мог не признать, что внушавшая ему такое отвращение поездка в Лондон за этим поэтом — или кто он там? — обернулась куда менее тягостным испытанием, чем он ожидал. Ему нравился немой, но очевидный интерес Мактодда к цветам, его безмолвная, но горячая поддержка в ситуации с Макаллистером. Нет, очень приятно, что он погостит в Бландингсе. Будет большим удовольствием показать ему сады и познакомить его с Макаллистером — пусть он сам измерит черные бездны ментальности этого изгоя.
