– Но почему именно с ним возник этот разговор? – спросил контрразведчик.
– Ах, Николя, – Сибирцев слабо махнул ладонью, – вы же понимаете… Видимо, я что-то сказал об адмирале, Сивачев посочувствовал. Вы прекрасно знаете о моем отношении к Александру Васильевичу… Я сказал, он посочувствовал. Сочувствие в наше время – единственное, что осталось из всех естественных человеческих проявлений. Падки мы на него. Думаю, поэтому. Впрочем, не помню. Хотя разговор такой, если не ошибаюсь, был.
Сибирцев достал из внутреннего кармана выигранные вчера у ротмистра часы и, щелкнув крышкой, посмотрел время.
– А что, – сказал он, пряча часы обратно, – не закатиться ли нам куда-нибудь позавтракать? Если вы, разумеется, свободны?
Кунгуров проследил за его движением.
– Вы с ним говорили о чем-нибудь?
– Я же сказал, – удивился Сибирцев.
– Нет, сейчас.
– Помилуйте, о чем?… Я даже не уверен, узнал ли он меня, так вы его обработали…
– Между прочим, – помедлив, словно решился Кунгуров, – это его часы.
– Как?
– Да-да, его. – Губы Кунгурова зло скривились. – Взяты при обыске.
Сибирцев непонимающе уставился ему в глаза. Потом достал часы, несколько раз машинально щелкнул крышкой.
– Вы хотите сказать?…
– Нет, успокойтесь. – Ротмистр невинно усмехнулся. – Они ему больше уже не понадобятся.
– Николя… – Сибирцев осуждающе покачал головой. – Да если б я знал…
– Вы же сами заметили, что в нашей жизни мало человеческих ценностей, – цинично бросил контрразведчик. – Ценностей, достойных внимания. Конечно, я мог бы и не играть на них. Но что поделаешь? – вздохнул он. – Игра… азарт…
– Ну, – после паузы сказал Сибирцев, – я полагаю, вы не собираетесь выставлять их в качестве улики? Впрочем, – добавил он тут же, – вы можете их у меня выкупить. – И, заметив, как окаменело лицо Кунгурова, закончил: – Хотя, не скрою, они остались бы приятной памятью о нашем с вами знакомстве.
– Сделанного не воротишь, – махнул рукой Кунгуров. Он, возможно, уже осуждал себя за откровенность.
– Но я так и не понял вас. Что же, улики против этого несчастного так серьезны?
– Не скрою, да.
– Жаль, – пробормотал Сибирцев. – Всегда неприятно разочаровываться в людях. Даже если их почти не знаешь.
– Почти не знаешь, – со значением повторил Кунгуров. – Так куда вы меня повезете завтракать?
«Проиграл ты, Кунгуров, – подумал Сибирцев. – И твой многозначительный тон тебе не поможет…»
В тот же день он совершил непростительную ошибку. Напоив Кунгурова до бессознательного состояния, Сибирцев, отвез его домой, а сам помчался в управление Китайско-Восточной железной дороги, где после расформирования отряда «орловцев» в качестве помощника самого Путилова подвизался Володька Михеев. Это был единственный адрес, по которому Сибирцев не должен был никогда, ни при каких обстоятельствах появляться. Но вызывать Михеева на связь и ждать его Сибирцев не мог: перед ним стояли глаза Яши Сивачева. И он представлял себе, что эти мерзавцы из контрразведки сделали с дядькой Федорчуком.
