Сиреневый сад | страница 57
В двух шагах от него, отделенные кустом разросшейся сирени, молча прошли трое или четверо человек по направлению к террасе.
Прижимаясь спиной к стене дома, Сибирцев скользнул следом за ними. Осторожно, чтобы не хрустнуло, пробуя землю сапогом.
– Власенко! – услышал он негромкий голос.
– Тута я, – отозвался человек с террасы.
– Ну, открыл? – спросил первый.
– Не, атаман, задвижка, хрен ее возьмешь. Ломать треба.
– Я те дам ломать, Власенко! Чтоб мне без шума! – громче, чем следовало бы, прикрикнул человек, которого Власенко назвал атаманом, И голос его показался Сибирцеву знакомым. Слышал его уже Сибирцев. Но кто, кто? Взглянуть бы… Нет, не мог вспомнить.
– Ступай проверь с той стороны. Там должен быть второй вход, через кухню. И не греми!
«Этот человек знает дом и знает, где у него входы-выходы, – размышлял Сибирцев,. – Значит, он из местных. Вот, наверное, почему мне и знаком его голос». Но, как ни напрягал память Сибирцев, вспомнить не мог. Оставалось ждать, благо никто по кустам не шнырял. А в том, что это бандиты, уже никакого сомнения не было. Хорошего человека атаманом не назовут.
Неожиданно хлопнуло окошко наверху, и Машин голос громко и возмущенно спросил:
– Эй, что там за люди и что вам надо?
Короткий топот сапог, щелчок затвора. Сибирцев выпрямился и поднял наган.
– Маша? – как-то растерянно и слабо прозвучал вопрос с террасы. – Машка! Машенька!!
Мертвая тишина, и оттуда, сверху, снова услышал Сибирцев:
– Яков? Ты?… – Страх, даже ужас, а может, и отчаяние, смешанное с невероятной радостью, – все это перемешалось в двух словах «Яков? Ты?».
– Я, Маша, я, живой-невредимый! Открывай скорей! – Голос атамана задрожал.
Сибирцева словно обухом по темени ударили. Яков? Не может быть… Его нет. Но он же сам только что слышал и узнал, конечно, узнал этот голос. Правда, стал он грубей, с хрипотцой, но это действительно голос Якова Сивачева, Яши, расстрелянного семеновской контрразведкой год назад, в феврале двадцатого года. «Постой! – приказал сам себе Сибирцев. – Спокойно, думать надо».
– Эй, свету! – крикнул атаман.
Кто– то зажег свечу в стеклянном фонаре, поднял над головой, высветив остальных. Всего их было пятеро. Мгновение спустя распахнулась дверь, и вышла Маша, замерла, прижав ладони к груди. Один из пятерых рванулся ей навстречу и схватил в объятия.
– Маша, Машенька… – будто в забытьи повторял он. Сибирцев услышал, как навзрыд заплакала Маша.
– Постой, пусти меня, – срывающимся голосом сказала она. – Я пойду маме скажу… Мама же умрет от радости.