– Что страшного? Он! Он страшно орет, я страшно боюсь и не знаю, что с ним делать! – мастерски отбивался папа.
– А ты ему сосочку! И покачаешь немного. Он у тебя уснет и ты…
– УСНЕТ? – расхохотался родитель. Я замолчала и растерялась, но отступать было некуда, позади кредит.
– Да! В случае чего поставишь его в ванную.
– Я? Да я в руки его боюсь взять. И потом, чем я его буду кормить? – послал мне новый пас папа.
– Как чем? – опешила я, – А какие варианты?
– Ну… У меня же нет груди! – выдал мне он победный крученый мяч.
– Но у меня есть молокоотсос и молока я тебе оставлю вдоволь, – извернулась и почти в бреющем полете отбилась я. Такой подачи папа не вынес и сломался. Пока противник не наберется сил, я быстро выдала ему нужное количество молока, сока, сосок и памперсов, стараясь не думать о том, что моему предку ни разу еще не приходилось соединять воедино чудо-подгузник и трехмесячного ребеночка.
– Может не надо? – жалобно попросил он.
– Очень надо. Прямо последний шанс, – отрезала я и сунула ему бутылку хорошего армянского коньяку.
– Это что, вместо успокоительного? – растерялся он. – Это кому, мне или Максиму?
– Тебе, естественно, – рассмеялась я. – Это взятка за твой подвиг. Выпьешь, когда я вернусь.
– А что, конечно, – взбодрился отец и принялся веселее смотреть на мир. Я вылетела за дверь.
Если бы у меня было немного больше времени, я сполна бы насладилась красотами вольного мира нормальных людей, где звуки вокруг – это не только звуки криков или тишины, звенящей от ожидания криков. Мир, в котором полно снующих туда-сюда людей. Где продают пиво в киосках. Я шла и смотрела-смотрела-смотрела, не находя сил оторваться от простого зрелища обычной, нормальной жизни, которая раньше мне казалась чем-то само собой разумеющимся.
– Вы к кому? – Спросил меня охранник периметра посольства, высокий усталый мужчина в красивой форме.
– Я? – растерялась я.
– Вы, гражданочка. Здесь охраняемая территория, режимный объект. Я не имею права позволить Вам здесь находиться без соответствующего допуска.
– Ась? – захотелось по-деревенски переспросить мне у него. Это, наверное, и называется «права человека». Нет, чтобы просто сказать: пошла вон. Эк он завернул.
– Я пришла на собеседование, – выдала я и подавила в себе зачатки паники.
– К кому? Кто вас направил?
– Зайницкая, – прикрылась как щитом Дашкой я. Цербер подобрел. Я повнимательнее оглядела его. Все-таки как-никак будущий коллега. Может быть.
