– Так лучше родовая желтушка проходит. Ерунда, в общем, – я посмотрела внимательнее на Максима и поняла вдруг, что люблю его. И совершенно не важно, что он Пашин сын или что сейчас дефолт и что непонятно, как и чем я его буду кормить. Это мой сын, такой маленький и красивый. Роднуля моя, мой человечек, близкая душа. Мне ужасно захотелось взять его на руки и прижать к себе.
– Ну хватит, – попыталась выгнать меня бабуля.
– Нет, – отрезала я. В конце концов, ей пришлось выставлять меня чуть ли не силой.
– Завтра антибиотики тебе перестанут колоть, я его тебе прямо в палату буду приносить. Наиграешься еще, – заверила она меня. Я пошкандыбала обратно. Путь от детского отделения до моей палаты составлял примерно метров пятьдесят, не больше. Из пункта А в пункт Б при нормальных условиях я бы дошла за минуту, но сейчас этот путь занимал около четверти часа. Я пришла, потрепалась с девчонками в палате. Одна из них, веселая круглая женщина лет тридцати пяти, рассказывала, как муж в родительской школе учился дышать правильно.
– Он сидит и дышит. Хо-хо-ухххх. Хо-хо-ухххх. К нему подходит тренерша и говорит, что у него не та частота.
– Не на той волне? – перепросила я.
– Ну да. Типа надо сменить скорость, ритм там. Он пробует. Сидит красный как индюк и дышит. Уху-уху-уху.
– А зачем ему это надо? – удивилась другая девочка. Она лежала на кровати у окна, ей было восемнадцать и у нее был такой же худенький и напуганный глобальностью происходящего восемнадцатилетний муж. Он приезжал к роддому с мамой и трогательно кричал нам на пятый этаж: «Машка, я люблю тебя. Я все постирал и погладил.» А его мама добавляла: «он обжег утюгом и обе руки, и спину».
– Как он мог обжечь утюгом спину? – изумлялась наша Маша. Но его мама невозмутимо пожимала плечами. «Он всегда был способным!» Так вот, она спросила, зачем мужу надо было дышать на курсах.
– Интересное дело, я что, одна буду этой хренью маяться? – резонно отбрила ее коллега по палате. – И потом, если я на родах от боли крышу потеряю и начну дышать наоборот. НУ, не на схватках, а между или еще как. Он хоть сможет меня поправить.
– Ну ладно, все понятно. Что дальше? – недовольно заворчали остальные члены нашего коллектива. Всего в палате нас обреталось числом шесть штук.
– А, ну да. Он пыжится, красный. Сопит, как паровоз, а тренерша опять к нему подлетает и говорит, что все не так.
– И что он?
Он шумно выдохнул и возопил. А как правильно! Ну как? А тренерша так невозмутимо говорит. Вдыхать надо всей маткой. Чтобы мышцы матки расслабились. – Мы покатились со смеху, представляя, как мужчина будет расслаблять полость матки. В общем, первые три дня мне лежалось весело и безпроблемно. Только уколы доставали и боль. А на треть ночь ко мне пришло молоко. Тому, кто этого не пережил, не понять. Это как расслаблять матку, которой нет. Вот сидишь на кровати ты, Лариса Дмитриевна, девушка с высшим образованием, с адвокатским стажем, с кучей жизненного опыта и внутренних достоинств. Но у тебя пришло молоко и фактически ты просто корова. Единственный вопрос пока не приносят ребенка – кто будет меня доить? Потому что в соответствии с законом жанра молока пришло много, грудь распухла и стала каменной.
