– Это предубеждение, тетя. Посмотрела бы ты на них моими глазами… – Кэтрин прервала фразу, с удивлением увидев, что Клэр даже побледнела от подобных разговоров.
– Да что ты, дорогая моя! Они мне просто отвратительны. Вот когда я увижу такого жука прилично одетым, в пальтишке, застегнутом на все пуговицы, и со шляпой на голове, тогда я, может, и полюбуюсь им.
– Дети тоже предпочитают видеть эти существа одетыми в человеческие одежки.
– Ну конечно, особенно после того, как почитают твои книжки с картинками, – сухо заметила Клэр. – Да и то лишь до тех пор, пока они трогательно нежны. Но дети быстро грубеют, поверь мне. Иди сюда, Кэтрин. Задвинь ты эти шторы и садись за стол. Дай погоде отдохнуть от тебя, и она сама пойдет на поправку. Вот увидишь, завтра будет ясно и тепло, и ты опять сможешь выходить из дома. Ты случайно застала здесь этот туман, в Корнуолле в это время он бывает редко.
Кэтрин совсем уже было собралась задернуть плотные, белые с голубым, шторы, столь обожаемые тетушкой, да немного задержалась. Она не любила это действие, как бы затворяющее день, даже если день почти угас. Все равно что признать поражение…
Напоследок, уже держась за края шторы, она замерла, чтобы бросить последний взгляд на темнеющий за окном ландшафт, как вдруг увидела огонек – яркий, сильный и постоянный. Он светился между деревьями, по ту сторону ручья, где на поросшей лесом возвышенности, доходящей до самого залива, располагалась частная территория. Там стоял дом, но он всегда был темен и днем почти не виден за деревьями. А теперь в нем горел свет, будто там очнулся какой-то неведомый и незримый доселе мирок.
– В том старом доме горит свет, – сказала Кэтрин, не отводя глаз от огонька.
Клэр сразу же заинтересовалась.
– Где? В поместье Пенгаррон? Не может быть! Я сама должна посмотреть. – Она обошла стол и вмиг оказалась рядом с Кэтрин, в глазах ее разгорелось страшное любопытство. – Да, ты права. В Пенгарроне определенно горит свет. Итак, он вернулся! Просто невероятно. Никогда бы не подумала, что он вернется сюда после того, что стряслось. Интересно, что он здесь забыл? Видать, приполз зализывать свои раны или скрывается. – Она отвернулась от окна и задумчиво покачала головой. – Да нет, от кого ему скрываться? Его никогда не волновало, что скажут о нем люди. Никогда, с малых лет. И теперь, думаю, он нисколько не изменился, я имею в виду, с тех пор как вырос.
Задернув занавески, Кэтрин последовала за тетушкой к столу. Нога ныла, и, усевшись, она бессознательно потирала ее. Обычно она забывала о своей ноге, пока та сама не напоминала о себе болью или вдруг отказавшись служить.
