— Шагу отсюда не сделаешь! — Катрина стояла, исполненная решимости, уперев руки в бока.
В глазах Сорок четвертого отразилась печаль, разочарование, и Катрина растрогалась. Она упала перед ним на колени, обхватила ладонями его лицо.
— Поцелуй свою старую мать и прости, — прошептала она.
Сорок четвертый так и сделал, и в ее глазах, всего минуту тому назад метавших громы и молнии, заблестели слезы.
— Кроме тебя у меня нет никого в целом мире, я готова целовать землю, по которой ты ходишь, разве я могу спокойно смотреть, как ты без всякой нужды губишь себя? Боже тебя упаси выходить отсюда. — Катрина вскочила и принесла пирог. — Вот, отведайте с Августом моего пирога и будьте хорошими мальчиками. Такой — с пылу, с жару — только в кухне и съешь, а иной пирог в темноте за деревяшку примешь, все зубы об него обломаешь.
Мы с жадностью набросились на пирог, и беседа на какое-то время замерла. Потом Сорок четвертый сказал с легким укором:
— Мама, ведь мастер дал слово, ты сама знаешь.
Катрина была потрясена. Она бросила работу и задумалась. Опустилась, поджав ноги под скамейку, привалилась спиной к кухонному столу и, сложив руки на груди, уткнулась в них подбородком, несколько раз прошептала:
— Да, верно, он дал слово.
Наконец Катрина поднялась, потянулась к кухонному ножу и принялась с ожесточением точить его о кирпич. Легонько потрогала острие большим пальцем.
— Я все поняла, — сказала она, — нужны два помощника. Навсенаплюй уговорит одного, а я возьму на себя другого.
— Вот теперь я доволен! — с жаром молвил Сорок четвертый, и Катрина расцвела от счастья.
Мы остались одни в уютной теплой кухне, болтали, играли в шашки и ждали, когда придет Катрина и позовет нас к столу обедать: она была для нас самым дружелюбным и приятным сотрапезником. Время шло, и в малой трапезной замка, где мастер обыкновенно принимал почетных гостей, становилось все оживленнее; когда слуга заходил в трапезную или выходил оттуда, до нас доносились взрывы смеха, обрывки песен; судя по всему, гости уже насытились. Потом, когда и мы с Катриной почти закончили обед, явился Навсенаплюй, голодный и измученный; он уже упаковал пять ящиков и был полон решимости довести дело до конца — сказал, что и куска в рот не возьмет, пока не погрузит все ящики в фургон. Катрина поделилась с ним своей задумкой — уговорами и силой раздобыть двух помощников. Навсенаплюй одобрил ее план, и они ушли. Навсенаплюй сказал, что печатники будто сгинули; наверное, попрятались на большом дворе, опасаясь, как бы кто подкупом не подбил двух грузчиков фургона помочь с переноской грузов, поэтому он предложил сначала наведаться туда.
