— Где моя собственная одежда? — спросила Дебора у Квентина.
— Дядя Грей велел миссис Моффат убрать ее подальше.
— Он велел… Он приказал… Кто он такой, в конце концов?
Квентин заволновался.
— Деб, тебе не нравится дядя Грей?
— Твой дядя Грей, позволь мне высказать собственное мнение. — Тут она осеклась, увидев, какое выражение появилось на лице мальчика. Одно ее слово — и этого будет вполне достаточно — и она начнет возводить стену между Квентином и его опекуном. Дебора глубоко вздохнула и произнесла незаконченную фразу по-другому: — Твой дядя Грей определенно знает, как доставить удовольствие леди.
Квентин недоверчиво посмотрел в ее глаза, но, не увидев в них лжи, перестал тревожиться и, оседлав верхом стул, как лошадку, поведал торжественно:
— Ты знаешь, у дяди Харта есть сын такого же возраста, как и я. «Значит, теперь он уже „дядя Харт“», — не без горечи подумала Дебора.
— Мне и в голову не могло прийти такое! Она не без труда изобразила на лице улыбку.
— Его зовут Язон, и мы станем с ним лучшими друзьями. Такими же, как мой папа и дядя Грей.
Она почувствовала нотку неуверенности в его голосе.
— … только…
— Что, Квентин?
— Лучшие друзья делятся между собою всеми своими секретами.
Она поняла, какой секрет он имел в виду, и произнесла, осторожно подбирая слова:
— Ты можешь сказать ему, что ты не помнишь многих вещей, а в остальном все расскажешь ему честно. Ты понял меня, Квентин?
В этом пункте они с Греем полностью сходились. Это был один из способов поведать свету о том, что Квентин потерял память.
— Дядя Грей сказал мне то же самое. Если я буду говорить людям, что был в ту ночь в библиотеке, они начнут задавать мне слишком много вопросов. И все-таки…
— Что тебя волнует?
— Почему я не могу вспомнить, Деб? Я старался и сейчас стараюсь, но ничего не получается.
Лицо Квентина вдруг исказилось от душевных страданий, и с криком «папа… папа…» он прижался к Деборе.
— Папа, должно быть, ненавидит меня. Почему я не могу вспомнить того, кто его застрелил?
Его слова расстроили ее. Она знала, что мальчик переживает потерю памяти, но впервые ей открылось, что он еще глубоко страдает от чувства вины. Дебора погладила его волосы и держала Квентина в объятиях, пока его рыдания не утихли. Он поднял голову, утер слезы и тут заметил:
— Ты плачешь?
Она перестала удерживать его, когда мальчик разомкнул ее руки и чуть отодвинулся от нее. Опустившись перед ним на колени и в мысленной молитве прося Бога вложить ей в уста правильные, нужные слова, Дебора сказала:
