Элис в ответ на его немой вопрос пододвинула блокнот. Кеннеди взглянул с любопытством. Там были карикатурно изображены два лиса – один важный, в деловом костюме, украшенном табличкой «FBI» на груди. А в роскошный его хвост вцепился зубами тощий рахитичный лисенок, в чертах мордочки которого явственно угадывался мистер Вешбоу.
Кеннеди даже не улыбнулся.
– Боюсь, что с доказательствами у вас туго, шериф, – сказал он. – На одном мотиве обвинение не построить. Незаконное владение оружием да перевозка не поражающего воображения количества наркотиков – вот и всё, что можно предъявить Корнелиусу. Четыре года тюрьмы, максимум. Если учесть возможность досрочного освобождения – вообще говорить не о чем. Зачем ему при таком раскладе брать на себя два убийства первой степени и идти на пожизненное?
– Ошибаетесь, агент Кеннеди. Кое-какие доказательства есть. Во-первых, никто не видел ни Корнелиуса, ни его любовницу в момент убийства Берковича. Никто и нигде. Вариант напрашивается самый простой: они выбрали укромное, укрытое кустами от взглядов с суши местечко там, на усыпанном камнями берегу. («Скажите уж прямо, шериф,– подумал Кеннеди, – на бывшем пляже для черных!») Корнелиус замаскировался – очевидно, в воде, с аквалангом, – а миссис Беркович позвала мужа и сына, когда они проплывали мимо. Беркович повернул к берегу, подплыл поближе, – и тут в дело вступил Корнелиус.
– Зачем убили ребенка? Не проще ли было выбрать момент, когда муж будет один? – Кеннеди почувствовал, что версия начинает его увлекать. Затягивать.
В разговор вновь вступил Вешбоу:
– Хороший вопрос, агент Кеннеди, очень хороший. Но кто сказал, что Сол Беркович мертв? Никто не видел его тела. А с психологической точки зрения все разыграно более чем грамотно. Ну кто же заподозрит мать в убийстве единственного ребенка? Бывает, конечно, и такое – но крайне редко, куда реже, чем попытки избавиться от опостылевших мужей. Не исключаю, что когда – и если – миссис Беркович получит деньги, последует чудесное воскрешение мальчика. Скорее всего не здесь, а на другом конце страны. С юридической точки зрения это нетрудно – погибшим Соломон Беркович отнюдь не признан. Нашелся – и всё.
В кабинет вошла Ширли Мейсон – ради операции века шериф вернул ее из отгула. Принесла кофе участникам совещания и блюдо с круассанами, поставила на стол, вышла. Вешбоу проводил ее завистливым взглядом и подмигнул Кайзерманну.
Через несколько минут, когда с кофе и круассанами было покончено, Элис наконец нарушила свое молчание:
