К тому же ледяной холод проник в комнату. Угли в камине давно прогорели, но Джоселин не решилась обратиться к стражникам с просьбой принести еще дров. Хотя Роберт де Ленгли строго приказал молодым солдатам не трогать пленниц, но кто знает, как они будут исполнять распоряжение милорда. Джоселин помнила, что они с вожделением поглядывали на распростертую на полу Аделизу.
Ей хотелось вновь уснуть и тем самым скоротать мучительные часы ожидания рассвета, но сон не шел к ней. Едва она смеживала веки, как перед ее мысленным взором возникал жуткий образ Роберта де Ленгли, Нормандского Льва, и тогда озноб пробегал по ее телу, несмотря на плотное одеяло и тепло, исходящее от женщин, лежащих рядом с ней.
До сих пор все, что она знала о нем, казалось ей лишь вымыслом суеверных простолюдинов. Однако недавняя встреча заставила ее усомниться в собственном здравом смысле.
Распространялись слухи, что он заколдован, что в битве его сила равна десятку рыцарей, а хитростью он превосходит сказочного Дракона. Он вел за собой от сражения к сражению войска короля Стефана, побеждал или терпел поражения, но сам всегда оставался невредимым.
Так было раньше, но постепенно война в Нормандии надоела всем, вести о победах все чаще сменялись горькими известиями о потерях, и могущественные вельможи один за другим присягали на верность династии Анжу.
Те, у кого была собственность в Англии, поспешили вернуться обратно на остров, чтобы сохранить последнее свое достояние.
Только один Роберт де Ленгли продолжал воевать. Где бы ни вспыхивал огонь возмущения против новой власти Анжу, там появлялся де Ленгли со своим отрядом и раздувал пламя погорячее. Он сеял смуту по всей Северной Франции, вмешивался в любой династический спор и не только мечом, а лишь одним своим присутствием наводил страх на успокоившихся было баронов в новообретенных ими замках.
Джеффри Анжу, объявивший себя независимым герцогом Нормандским, едва успев насладиться возданными ему почестями, вскорости почил в бозе, но его сын Генри крепко вцепился хищными, только что отросшими когтями в богатые провинции Анжу и Турень и, не дождавшись конца срока положенного траура по усопшему отцу, сочетался браком с Элеонор, графиней Аквитанской, скандально известной красавицей, избавленной по разрешению Папы Римского от брачных уз с королем Франции.
Графы и герцоги делили земли и праздновали свадьбы, а Роберт де Ленгли продолжал воевать, сохраняя верность своему далекому и давно забывшему о нем сюзерену, английскому королю Стефану. Такая преданность и твердость в убеждениях в годы всеобщего предательства создавали вокруг него ореол мученика.
