«Да и зачем они нужны, эти Вронские? — подумала она между делом. — С ними так много хлопот!»
А проводницы в это время сортировали грязную посуду и коробки, оставшиеся от завтрака.
— Вот это жизнь, Лидка! Вот это жизнь! — вдруг сказала, блестя глазами, та, что помоложе, и показала на журнал с автографом, лежавший на полке. — Конечно, надо смолоду уметь себя беречь, лелеять и холить! Как Зверева пишет!
— А она, случайно, не написала, — ответила Лида, — удавалось ли себя холить первой жене этого ее теперешнего, знаменитого и богатого, мужа? В то время, когда они по молодости лет скитались с детишками по подвалам и коммуналкам, работали за зарплату, колготки детские и пододеяльники стирали в корыте?
— Теперь время другое, — заметила молодая. — «Я у себя одна»!
— Конечно, конечно, — ответила Лида. — Иди по купе, снимай грязное белье.
И когда проводница ушла, Лида выпрямилась, тоже отчего-то заблестевшими глазами посмотрела в окно и вспомнила своего молодого мужа-баскетболиста. Как он впервые после повторной операции смог наконец сесть на больничной койке, уткнулся большой головой в ее хрупкое плечо, неуверенно поднял руку, погладил ее крутые кудряшки и хриплым голосом прошептал:
— Лида, ты у меня одна!
И как она припала к нему на грудь, заплакала и сквозь слезы сказала:
— Все будет хорошо, дорогой! Вот увидишь, все будет хорошо!
Апрель 2002 г.
