Эта самая страсть к значительности и соблазнила собаку принять зависимое положение в роли друга человека. Кошка, животное с более откровенными склонностями, сохраняет независимость. Но собака, живущая с постоянной оглядкой на зрителей, напросилась в рабство, похвалами и ласками ее заставили отречься от своей природы. Когда она отказалась охотиться и стала блюдолизом у человека, Рубикон был перейден. С тех пор пес повел жизнь праздного джентльмена, и за исключением немногих, кого мы заставляем работать, весь вид становился все более самодовольным, манерным и вычурным. В поведении маленькой собаки нет почти ничего естественного. Она пребывает в лучшем состоянии духа, не гнется под бременем материальных забот и держится гораздо наиграннее среднего человека. Вся ее жизнь, если у собаки есть претензии на галантность, проходит в тщеславном спектакле, в страстном домогательстве восхищения. Выведите на прогулку щенка, и вы увидите этот пушистый комок неуклюжим, глупым, озадаченным, но естественным. Пусть пройдет несколько месяцев, и когда снова поведете его на прогулку, вы обнаружите, что естественность скрылась под условностями. Щенок ничего не будет делать без рисовки; все самые простые дела будут совершаться с церемониями замысловатого, непонятного этикета. Инстинкт пробудился, говорит недалекий человек. Ничего подобного. Некоторые собаки — по крайней мере некоторые — если их держать отдельно от других, остаются совершенно естественными, а когда познакомятся с опытным собратом и поймут суть игры, будут отличаться неукоснительным соблюдением ее правил. Мне хотелось бы рассказать историю, которая ярко бы высветила этот вопрос, но у людей, как и у собак, существует замысловатый, непонятный этикет. И те и другие рабы условностей, что создает между ними узы дружбы.
Особь, человек или собака, у которой есть совесть, вечно обречена на притворство; чувство этого закона в костях непременно толкает того и другого к сдержанному, вычурному поведению. И наоборот, в замысловатых, осознанных манерах собаки видны моральные взгляды и любовь к идеалу. Следовать в течение десяти минут по улице за чванным породистым псом — значит получить урок актерского мастерства и искусного владения телом, пес в каждом движении соблюдает верность какому-то утонченному представлению, и самая тупая дворняжка, завидя его, поднимает уши и начинает имитировать и пародировать эту очаровательную непринужденность. Быть лощеным и гордым джентльменом, беззаботным, любезным, веселым — врожденная претензия собак. Крупная собака, гораздо более ленивая, грузная, весьма величественная в покое, весьма красивая в беге, рождается со всеми артистическими данными для безупречного исполнения этой роли. Более жалкое и, возможно, поучительное зрелище представляет собой маленькая собачка в добросовестных и несовершенных усилиях превзойти сэра Филипа Сидни. Дело в том, что идеал собак феодальный и религиозный; с одной стороны, ими вечно правит властный Олимп людей; с другой — их необычайная разница между друг другом в величине и силе никоим образом не допускает появления демократических взглядов. Более удачным, пожалуй, будет сравнить их общество с любопытным спектаклем, который представляет собой школа — младшие учителя, старосты, большие и маленькие ребята — при появлении противоположного пола. В каждом случае мы заметим несколько сходную скованность поведения и несколько сходное старание выказать себя в лучшем свете. В каждом случае большое животное сохраняет презрительное добродушие, в каждом маленькое раздражает его надоедливой бесцеремонностью, будучи уверенным в своей неприкосновенности, в каждом мы обнаружим двуличное поведение, создающее двуличные характеры, бестолковый и шумный героизм, сочетающийся с немалой долей робости в поступках. Я знал собак и знал школьных героев, которых, если бы не шерсть, трудно было бы отличить друг от друга; и если мы хотим понять древнее рыцарство, то должны обратить взгляд на школьные площадки для игр или навозные кучи, где собираются собаки.
