К.Н.Леонтьев прочитал написанное П.Е.Астафьевым по поводу свой брошюры и не узнал в статьях П.Н.Астафьева ни себя, ни своих мнений. После этого некоторое время К.Н.Леонтьев и П.Е.Астафьев ещё по разу прокомментировали тексты друг друга в печати, но не смогли достичь взаимопонимания. Удручённый этим фактом К.Н.Леонтьев обратился к религиозному философу и публицисту Владимиру Сергеевичу Соловьёву
[37] (1853 — 1900) как к третейскому судье и написал тому 9 писем
[38].
Обстоятельный разбор брошюры К.Н.Леонтьева, реакции на неё П.Е.Астафьева, их взаимных обвинений в непонимании тогдашнего «текущего момента», возможностей дальнейшего течения политической жизни и т.п. был бы избыточно объёмен по отношению к формату аналитических записок и, скорее всего, представлял бы интерес только для узких специалистов историков и литературоведов [39].
Тем не менее, чтобы показать психологическую общность К.Н.Леонтьева и А.Н.Яковлева как ярких представителей отечественной интеллигенции соответствующих исторических эпох, придётся привести довольно обширные выдержки из писем К.Н.Леонтьева В.С.Соловьёву. Все делаемые нами пропуски в тексте отмечены многоточиями в скобках. При цитировании нами изключены фрагменты, в которых К.Н.Леонтьев обосновывает высказываемые им утверждения или детализирует их. Он пишет:
«Из того, что я проповедовал „византизм“, — г. Астафьев заключает, по-видимому, что я всегда был противником национального «начала». Иначе ему и на ум не пришло бы предполагать, что он своей статьей «Национальное сознание» пробил некую брешь в моих основаниях и этим будто бы раздражил меня.
«Ибо (говорит он) кто же слыхал когда-нибудь о византийской национальности?»
Как кто? Все слышали.
Национальность эта была греческая.
(…)
Греки, прожившие века в поклонении самому изящному и самому человечному в мире многобожию, — подчинились позднее самому высокому и самому сверхчеловеческому монотеизму и не только подчинились его первооснованиям (Евангельским и Апостольским), но и развили их в строгую и сложную систему богопочитания.
(…)
В смысле зарождения, в смысле создания и первоначального развития — буддизм принадлежит Индии; в этом смысле он национален для индусов; точно так же, как Православие национально для греков. В смысле же глубокого усвоения буддизм стал национален для китайцев и других ветвей монгольской расы; он усвоился ими точно так же, как Греко-Восточное христианство усвоилось русскими.
