Подарок она решила не возвращать!
…Топот ног и хлопанье сидений вернули ее к действительности. Ирина встала и пошла в людском потоке к выходу. На лестнице толкались, обменивались впечатлениями, кое-кто успел закурить. Выйдя на площадь, она вспомнила, что нужно позвонить Маркову, прошла к автомату.
Трубку взял Сергей. Услышав ее голос, обрадовался, спросил, когда они встретятся. Как ей хотелось сказать – сейчас же, но, помня наказ Бреккера, замялась, отговорилась занятостью.
– Значит, сегодня нельзя? – спросил Сергей упавшим голосом. – А завтра?
Она пообещала позвонить. Ей не хотелось кончать разговор, в груди стало пусто и одновременно что-то тяжелым камнем легло на сердце.
– Что вы делаете сейчас, Сережа? – спросила она, первый раз назвав так этого совсем чужого ей и такого близкого человека.
В стекло будки стучали, напоминали, что пора кончать разговор.
– Я позвоню завтра, хорошо? А то здесь очередь, – шепотом закончила она, хотела положить трубку, но промахнулась, задела рычаг и сразу услышала частые гудки отбоя. Повесила трубку и вышла на площадку…
Дорога была тяжелой. Могучий пихтарник сменился густолесьем. Бук, дуб, ольха, плотно перемешанные одичавшими яблонями, грушей и алычой, мешали движению.
Выматывали силы частые переходы через многочисленные горные ручьи и речки. Одни они перепрыгивали, не замочив ног, другие переходили вброд. Падали в ледяную воду, чертыхаясь, вылезали на берег, сушились, снова шли, чтобы вымокнуть в очередном потоке и снова обсушиваться.
Только к концу дня, спотыкаясь о частый ветровал, вышли на тропу, уходившую вниз. Узкая и едва заметная, она вилась в высоких травах и путанных колючих зарослях дикой малины.
На небольших, залитых солнцем полянах, покрытых ярко-зеленой травой, радугой горели цветы. Звенела тишина, и ее нарушал только убаюкивающий пчелиный гул да нараставший шум реки. Он-то и служил ориентиром.
Сняв ботинки и опустив в прохладную траву натруженные ноги, отдыхали. Устало переговариваясь, лениво ковырялись в консервной банке с осточертевшей за дни сидения печеночной пастой, изредка прикладываясь к горлышку плоской фляжки с коньяком.
– Может заночуем здесь? – предложил разомлевший Митин. Рядом, под густо разросшимся рододендроном, он приметил уютный лаз, покрытый плотной, непримятой дерниной. Примеривался к ней. Но Зуйков упрямо мотнул головой:
– На дорогу к ночи выйти надо. Ночью пройдем Даховскую. К рассвету на станции будем. Поезд на Белореченскую в пять двадцать.
