Где-то глубоко в сознании все же оставалась часть космодора Рен-Барха, потому что на миг мелькнуло презрение к могуществу сна, тратящего силы на давно прожитое. Но то, что произошло потом, отнюдь не было повторением. Спинка кровати начала вытягиваться и утолщаться, приняла очертания дарха… не просто дарха, а Доктринера — он был значительно моложе, таким, каким он был в первые годы их знакомства. Великий Доктринер наклонился над сплетенными телами. Рассматривал их внимательно и заинтересованно, словно перед ним были инфузории, поведение которых разрешит важную биологическую проблему. Когда в кровати все было кончено, он взглядом подозвал Ее. Девушка подняла голову; в ее глазах засветилось нетерпеливое радостное ожидание, то ожидание, с которым все личные сотрудники Доктринера, в том числе и Гавон, спешили получить следующую задачу от любимого, шефа.
И невероятная догадка пронеслась в мозгу, разрушила преграды между сознанием и подсознанием, между молодым Гавоном и зрелым Рен-Бархом, между спящим и бодрствующим, между сном и действительностью. Происходило то, что происходило не раз перед ним, что он сам много раз совершал при наборе и воспитанив новых космодоров и социотехников. То, что Доктринер шутя называл «облегчением совести от иллюзий», а социотехника ясно сформулировала как «разрушение утопических ценностей». Гавон понял, что должен крикнуть и даже сделал это, но изо рта его выплеснулось пламя, подожгло кровать, Ее, его друга, Доктринера. Остался лишь дым, он принял очертания Сая и сказал…:
— Пора просыпаться, Гавон.
Это был живой и реальный Сай. Он наклонился над' Гавоном и смотрел на него спокойно и приглашающе. Но космодор не хотел вставать. Факт, что он проснулся и сон кончился, на этот раз не принес облегчения. Сон был где-то рядом, сила его заключалась в выводах, оставленных после себя. Гавон испытывал всепоглощающее чувство страха.
«Психономатор!»
В ответ лишь тишина.
«Психономатор!»
— Он не поможет тебе, Гавон, — спокойно сказал Сай.
Рен-Барх окинул его диким взглядом и быстро вскочил. Потребовалось огромное усилие, нет, даже насилие над собой, чтобы возвратить себе хотя бы на миг способность анализировать. Этого быг ло Гавону достаточно, чтобы увидеть, как изменился Сай. Точно. отмеренные движения, сменившие суетящуюся взвинченность вчерашнего и позавчерашнего Сая? Что могло означать это непроницаемое лицо, этот взгляд, похожий на тот, светящийся темнотой взгляд Сая из сна?
