Похоже, она никак не ожидала от Джеймса таких слов, подумал Ротвелл. Он внимательно вгляделся в ее лицо, пылавшее праведным гневом. Девушка показалась ему хорошенькой, даже красивой, а стройную, хорошо сложенную невысокую фигурку не могло изуродовать даже грязное рваное платье.
– Что там насчет опеки, Джеймс? – Ротвелл не отрывал глаз от приоткрытых пухлых губ и, заметив, что девушка собирается заговорить, добавил: – Нет, мисс, молчите. Я не буду с вами говорить, пока не узнаю, кто вы и как ваше имя.
– Ее имя…
– Мое имя никого не касается, – перебила Мэгги. – И вам, лорд Ротвелл нет необходимости разговаривать со мной, поскольку в Лондоне у меня полно друзей. Я была не права, назвав ваше имя…
– О Господи! – воскликнул Джеймс. – Конечно, вы не должны были этого делать. Послушай, Нед, я привел ее к тебе лишь потому, что обещал это судье. Но теперь сдержал свое слово и могу ее увести. Я знал, что ты рассердишься, но у меня не было иного выхода. Когда я понял, что ей нечего там делать, то решил помочь.
– Где там, Джеймс? – требовательно спросил Ротвелл, не спускавший с девушки глаз. Какой восхитительный цвет лица! Клубника со сливками, да и только! И при этом ни румян, ни пудры. А губы не только пухлые, но и красиво очерченные. – Где ты ее отыскал?
– В зале суда, в Брейдевелле.
– Бог мой! – Ротвелл увидел, как девушка залилась румянцем и закусила нижнюю губу, и вдруг захотел коснуться этих губ. Они буквально завораживали его. Что с ним происходит? Почему его так заинтриговала эта девушка? Есть в ней нечто, приковывающее взгляд; несмотря на лохмотья, она интересовала его больше, чем любые другие женщины, разодетые в пышные платья. Любопытно было бы увидеть ее с распущенными волосами – он тут же мысленно одернул себя, сбрасывая наваждение. — Расскажи все по порядку, непрерываясь.
По его взгляду Мэгги поняла, что последние слова относятся к ней, а не к Джеймсу, и тут же захотела поступить наперекор. Такое желание возникало всякий раз, когда ею командовали, но что-то в стальном взгляде Ротвелла удержало от возражений. Она поняла: первое впечатление о нем было ошибочным, нужно держать язык за зубами, пока Джеймс Карслей описывает сцену в зале суда.
Ротвелл слушал очень внимательно, без попутных вопросов и ненужных комментариев. Мэгги решила, что его можно назвать красивым, хотя в глазах не хватало тепла, а губы, скорее привыкли к циничной ухмылке, нежели к добродушной улыбке. За праздной манерностью скрывался проницательный ум. Граф вовсе не напыщенный глуповатый щеголь, за которого она приняла его вначале. Мэгги не знала, стоит ли радоваться этому. Когда Джеймс в своем рассказе дошел до того момента, когда Мэгги объявила себя родственницей графа, Ротвелл впился в нее взглядом, и ей почему-то захотелось, чтобы он улыбнулся. Но граф не сделал этого.
