- Правда, - соглашаюсь я. - В данном случае была причина: я думала.
- Вы, конечно, не скажете, о чем. Я и не спрашиваю. Хотя, признаться, хотел бы знать. Но когда-нибудь вы скажете?
Не знаю, скажу или нет и надо ли говорить. Просто раз от разу, что мы с ним видимся, я привыкаю к нему, и начинаю его понимать, и начинаю радоваться этому пониманию, и волноваться, и о чем-то жалеть. А о чем мне жалеть? Иногда мне кажется, что я в жизни пропустила свое счастье и свою любовь и больше уже ничего не будет. А если будет, то это не Леонид Петрович, того бы я теперь сразу узнала, мгновенно. А Леонид Петрович никого здесь больше нет, он хороший человек, мне близкий, даже разговаривать не надо, все ясно, все известно. И это, между прочим, страшная сила. Что он там говорит, не знаю, не слушала, а оказывается, знаю, все слышала, все запомнила. Удивительно. И привыкаешь, начинаешь это ценить, но все равно жаль чего-то, и грустно, и непонятно. Хорошо, что звонят в дверь Белла и Роберт.
- Пришли, - говорит Леонид Петрович.
Белла объявляет:
- Самое лучшее место у нее в квартире - кухня.
Она идет на кухню. На широком крашеном подоконнике стоят листочки в горшках. Их много, и они падают вниз на слабых стеблях, похожих на картофельные ростки, перепутываются, и эта хрупкая светло-зеленая неразбериха тянется почти до пола.
- Эти умирающие от недостатка влаги листки _придают_, - замечает Белла, - весьма эффектны.
- Нравится? - спрашиваю я.
- Их бы полить, - говорит она и вдруг кричит: - Ро-обик!
- Что, детка? Что ты орешь? - Роберт появляется в дверях.
- Посмотри листики.
- Очень, очень мило, - хвалит пришедший следом Завадский.
И к голосу его я привыкла, голос хороший, что бы он ни говорил, даже это свое "мило, очень мило".
- А чем мило? - спрашиваю я. - Что мило?
- Все-все, - отвечает он скороговоркой, - все-все.
Роберт молчит. А Белла продолжает:
- Сделать из листьев всю стенку в комнате, около стены поставить скамейку...
- Ей-богу, пахнет цыплятами-табака, - произносит Завадский своим радостным голосом.
- Постаралась, - говорю я, - начальство в гостях.
- А что, между прочим, когда Робик не был замдиром, его так не угощали, - говорит Белла в какой-то странной запальчивости.
- За такой воздух все отдать! - Леонид Петрович подходит к открытой балконной двери. - Чем это так пахнет?
- Персидская сирень с кладбища, - объясняю я.
- Пахнет рекой, - говорит Роберт и кашляет, как больной, и хлопает себя по груди. - Сыровато.
