Сказать, что она с самого своего крещения молится только Белому Христу, – это все равно что привязать овцам большие рога и выдать их за крупный рогатый скот. Девушка крестилась, когда от нее ожидали этого, но никогда не заботилась о том, что думает о ней Белый Христос, когда она занималась своими делами. Скорее всего, Христос интересуется больше мужскими делами, а не женскими…
Когда Гудрид крестилась, ей было одиннадцать лет. Единственное, что она запомнила, так это то, как противно липло к телу мокрое платье и как она была горда тем, что ее крестным был сам Снорри Годи. Отец позаботился о том, чтобы все его домочадцы были крещены, после того как он вернулся домой с альтинга, где была принята новая вера. Но он никогда не рассказывал о том, почему он так ревностно принял эту веру. Для него, наверное, было важнее всего то, что Христос был Всемогущим Господом и помогал всем верующим в Него. Перед властью отец склонялся.
Гудрид покрепче взялась за свою поклажу и всем телом ощутила, что старая Торбьёрг почуяла ее согласие. Девушка только ждала теперь, что прорицательница возьмет на себя разговор с отцом, так, чтобы Гудрид избежала с ним споров при посторонних.
Среди всеобщего молчания Торбьёрг заговорила:
– Гудрид, твой отец разрешает тебе помочь нам вечером, ибо он знает, что ты по-прежнему послушна ему и Белому Христу. Не так ли?
Торбьёрн медленно кивнул головой: он выглядел так, словно вот-вот проснется. Торкель широко улыбнулся и сказал:
– Решено, только скажи, Торбьёрг, что тебе нужно, и мы все сделаем!
Торбьёрг показала на искусно украшенный кошель, висевший у пояса и довольно пробормотала:
– Все, что мне нужно, находится здесь! И надеюсь, твои люди помогут мне в доме. Гудрид, скажи Герде дочери Арнфинна, что ты сегодня не будешь занята на кухне с ужином. И надень на себя свой праздничный наряд.
Почувствовав в душе облегчение, Гудрид учтиво поклонилась и пошла к кухне, откуда доносился ворчливый голос экономки Торкеля, поругивающей своих служанок. Вот уж, поистине, она заслужила свое прозвище – Кожаные губы! Когда Гудрид открыла дверь, Герда повернулась к ней и грубо сказала:
– Где ты пропадаешь так долго? Положи у очага вяленую рыбу и принимайся за дело! Не могу же я оставить без присмотра этих бездельниц, которые не могут отбить толком мясо. Прежде чем ужин будет готов, половина его уже окажется съеденной.
Она умолкла, переводя дыхание, и Гудрид миролюбиво выложила принесенную рыбу и потерла окоченевшие руки, виновато улыбаясь домоправительнице. Герда похожа на собаку, которая больше лает, чем кусается, подумала она. Когда дома в Исландии люди рассказывали о своих стычках с Гердой Кожаные губы, они вспоминали о ней с добродушной ухмылкой.
