В комнате было тихо, негромко позвякивали приборы о тарелки, негромко переговаривались обедающие. Притих и Казаков.
Алексей не сразу увидел, что в углу, один за столиком, обедал директор. Вот я ем лук со сметаной, казалось, говорил директор, вот сейчас я буду есть окрошку с луком, потом отдельно сметану, потом компот, то есть я сейчас на ваших глазах делаю то же, что и вы, но боже вас всех упаси помешать мне, зашуметь, заговорить между собой или обратиться ко мне с каким-либо делом или вопросом. Я обедаю.
У директора было бульдожье, смуглое и значительное лицо, усталые, хмурые глаза, мешки под глазами, волосы, не поддающиеся гребенке, пухлые руки. Он не был старым, но его возраст определить было трудно. Может быть, ему не было и сорока лет. Было видно, что спортом он не занимался, тело его в помятом сером костюме с широкими рукавами было грузным.
Он был важным, он хотел быть важным, это было ясно.
"Если ты умеешь руководить заводом, то на кой черт тебе такая важность?" - иронически подумал Алексей.
Принесли винегрет, любимое блюдо Алексея со студенческих лет. Винегрет пахнул огурцами, засоленными в бочках, был заправлен подсолнечным маслом и уксусом, и хлеб был свежий, ноздреватый, нарезанный большими ломтями. Алексей с удовольствием начал есть, а когда снова посмотрел в угол, директор прикладывал салфетку к губам и поднимался со стула. Он медленно поднялся, медленно пересек крошечную столовую и удалился.
В это время со двора послышались удары, размеренный стук железа по железу.
- Шаги командора, - сказал Казаков.
Все громко засмеялись. Так смеются после вынужденного молчания. И заговорили, зашумели, столовая сразу стала похожа на автобус, в котором утром ехали на завод.
- Олечка, еще винегрету, - попросил главный энергетик.
- Эх, пивка бы холодненького, - сказал Казаков. - Олечка, раздобудьте.
- Нету пива, есть лимонад и Минводы, - ответила дебелая официантка, которая тоже стала разговаривать, шутить, быстрее бегать с тарелками, предлагать блюда. - Есть творожок со сметаной, хотите? - спрашивала она у всех. - Свежий, с ледника.
Еще входили люди. Теперь все места были заняты.
- Чертежи даются по ходу пьесы, - высоким голосом говорил человек в голубой куртке на молниях.
- Неизвестно, сколько действий в пьесе, - громко сказал Казаков и шепнул Алексею: - Наш дурачок академик.
Алексей улыбнулся.
"Академик" стоя допил компот, надел темные очки и ушел.
- Когда я просился в академию, мне сказали: "А работать кто будет?" сказал Казаков.
