А другие, тоже многие, возмутились. Мол, надругался Никита над телом отца и учителя, друга шахтеров, ученых и гинекологов. Мол, сам хочет стать отцом и учителем, чтобы с Мавзолея простым советским людям ручкой делать.
Но Хрущев быстро и тех, и других успокоил. Мол, успокойтесь, товарищи. Мол, ничего страшного не произошло. Мол, Сталин, конечно, и мудрым был, и великим, и много заслуг перед партией имеет, и навеки за это в наших сердцах останется. Но личность у него была злая и кровожадная. И он этой своей личности создал культ, мерзавец эдакий, и за это мы его из своего сердца и из Мавзолея навеки вычеркнем, тирана кровавого, хотя и мудрого, но справедливого.
Сталин, конечно, если бы догадался при жизни, какого хитрого шахтера пригрел на груди своей, расстрелял бы его, как поганого троцкиста. Но Сталин почему-то Никиту любил. Хотя во время домашних вечеринок и задавал себе вопрос: «Расстрелять его к чертям собачьим или пусть гопака спляшет?» И сам себе отвечал: «Пусть гопака спляшет. У него это лучше получается». А Никиту Сергеевича хлебом не корми, а дай стопку выпить да гопака сплясать. Так он и доплясался до верного ленинца и пламенного соратника Сталина. А уж когда время пришло, он Сталину все и припомнил. Тогда же народу и пообещал, что в 1980 году наступит коммунизьм. Нужно только Америку по мясу и молоку перегнать и всю страну кукурузой засеять.
После того, как Сталина от Ленина из Мавзолея отселили, народ и партия старую песню о двух соколах уже по-другому пели:
На дубу зеленом, да над тем
простором
Два сокола ясных вели разговоры,
А соколов этих все люди узнали.
Один сокол – Ленин, другой сокол
– тоже.
Хрущев был не очень грамотным или очень неграмотным. Смотря в каком порядке эти слова поставить. Поэтому настоящее искусство он любил, а ненастоящее ненавидел. Солженицына местами жаловал, а Пастернака не читал и не переваривал. А пуще всего досталось абстрактным художникам. И однажды всех, кого эти художники на своих картинах нарисовали, Хрущев назвал «пидарасами».
Таким образом, у советских людей было три главных врага: западногерманский канцлер Аденауэр, американский империализм и абстрактное искусство. Из этих трех зол люди пуще всего ненавидели абстрактное искусство, потому что все могли стерпеть: и козла Аденауэра, и кока-колу буржуазную, но «пидарасов» еще со времени Ивана Грозного били чем попадя.
Хрущев был очень таким дипломатом, и если господа империалисты не понимали русского языка и не боялись кузькиной матери, Хрущев снимал с ноги башмак и стучал им по трибуне.
