Эх, и почему я сейчас это вспомнила! Мне почему-то захотелось вернуться в те старенькие «Жигули», в ту романтическую атмосферу, ощутить тепло Лешкиных рук. Ностальгия – сильная вещь. Особенно сильно она одолевает нас тогда, когда нам необычайно плохо и одиноко.
Тем временем на улице стемнело, и домработница покинула дом. Зная, что на территории особняка остался охранник, я не выходила из гостевого дома. Вскоре приехал с работы Борис. Он вышел из машины не один: с ним была молодая и длинноногая девица. Взяв ее под руку, Борис направился в дом.
Находиться в этом кошмаре было больше невыносимо. Выбежав из гостевого дома, я вновь бросилась к воротам и заголосила:
– Люди добрые! Спасите! Помогите!
Выбежавший из пристройки охранник замахнулся на меня пистолетом. Я в ужасе прикрыла голову руками и увидела, что из особняка вышел Борис.
– Не трогай ее! – крикнул он охраннику и, подойдя ко мне, схватил меня за волосы и намотал их на руку.
– Больно, – только и смогла простонать я.
– Ты что орешь? – сурово спросил меня Борис. – Тебе язык вырвать?
– Я домой хочу, – жалобно произнесла я.
– Ты сделала свою работу?
– Я домой хочу, – вновь произнесла я и затряслась как осиновый лист.
В этот момент на крыльце появилась длинноногая девушка в чересчур коротенькой юбке, по виду – фотомодель. Она недоуменно спросила:
– Боря, что случилось? Что это за разукрашенная девушка? – Видимо, «разукрашенной» она назвала меня по той причине, что на моем лице красовался огромный синяк.
– Это художница. Рисует у меня.
– Художница?! – девушка удивилась еще больше.
– Она помешанная, – объяснил Борис. – Она сейчас не в себе. Маруся, ты иди в дом и не обращай на нее внимания. Девушка шизофренией страдает от рождения.
– Она даун, что ли?
– Она безнадежно больна, – вздохнул Борис.
– Зачем ты такую в доме держишь?
– Жалко ее. Больной человек, да еще бродяжка. Ни дома, ни родителей, ни родственников. Так, перекати-поле. На улицу ее не выкинешь: ведь пропадет сразу. Она же даже на пропитание не сможет себе заработать. А вот рисует она хорошо. Можно сказать, из-за этого в доме ее держу. Да и много ли калеке надо! Тарелка супа и хлеба кусок. Ты иди, Маруся. Я сейчас вернусь.
– Сдай ее в психиатрическую больницу, – посоветовала Маруся и брезгливо фыркнула.
От услышанного я впала в полнейшее оцепенение и не могла больше произнести ни единого слова. Маруся ушла в дом, а Борис жестом дал понять охраннику, что пока тот свободен, и поволок меня волоком в гостевой дом. Затащив меня внутрь, он сурово посмотрел на пустую стену и прямо с ноги ударил меня в лицо. От удара я отлетела к стене, застонала и, ощутив жуткую боль, почувствовала, как из рассеченной брови у меня хлынула кровь.
