– Я тебя по-прежнему люблю, знаешь.
Ты пригнула голову:
– Знаю.
Тот самый ответ, на который я надеялся.
– Прости, – сказал я. – Я… прости.
– Рассел… – Ты положила руку мне на плечо – утешила. Я возмущенно окаменел – утешений не требуется.
– Все в порядке… Нормально. Правда. – И с напускным безразличием: – И что вы с Кэрол?
– Необязательно про Кэрол.
В «Земле радости» кто-то врубил внешние динамики, и Боб Марли[1] взялся заклинать людей отстаивать их права.
– Я, видимо, слишком взвинчен и больше ни про что не могу. Не ожидал тебя встретить. Не готов.
Ты смотрела в море. Обессиленная волна тонкой пленкой пробежала до середины пляжа, пометила финиш пенной каймой. Пауза неуклюже затянулась.
– Может, поесть сходим? – предложил я. – В Пирсолле, говорят, отличные рестораны. «У Дэнни»… говорят, «У Дэнни» просто потрясающе.
Я узнал твой взгляд – горестный, ты так смотришь, когда пытаешься не сказать гадость. Раньше я злился и думал, что, не трать ты столько времени, стараясь никого не обидеть, причинила бы меньше вреда; но я понимал, что все гораздо сложнее.
– Я не расстроена, что тебя вижу, – сказала ты. Реплика – воплощение загадочной нейтральности.
Мне ее проанализировать не удалось.
– Я тоже, – ответил я. – Я весьма не расстроен.
За это меня вознаградили улыбкой.
– Захватывающе не расстроен, – прибавил я.
Мы сманеврировали, секунда миновала, но не отметалась вовсе. Разговор притормаживал, становился обдуманнее, глаза наши часто встречались, будто мы отмеряли уровень близости.
– Что будешь делать, когда тут закончишь? – спросила ты.
– Вернусь в Нью-Йорк. Опять уеду в командировку. – Я щелчком сбил со ступеньки кусок ракушки – в цементе торчали обломки ракушечника. – Есть один парень, джазовый музыкант… Эллиот Крейн.
Ты Эллиота не знала.
– Великолепный гитарист… у него своя студия. Мы вроде думали записать компакт – тексты почитать, все такое. Может, этим займусь. А в декабре книжка выйдет. Поеду как бы в минитурне.
– Замечательно!
Ты наклонилась ко мне и, по-моему, собралась уже нарушить мораторий на касание. Ты стала расспрашивать о книге, о турне, о знакомых писателях и киношниках, чьи имена всплывали в разговоре.
– Ты так занят, – позавидовала ты. Словно быть занятым – недоступная цель.
– Может, после Рождества смотаюсь куда-нибудь.
– В отпуск? – Ты засмеялась. – Куда тебе ехать? Ты еще где-то не был?
– Есть места, куда стоит вернуться.
Я бы себе по носу заехал, точно. Почему вечно так: если хочешь показать женщине, что ты обычный парень, а не одержимый кретин, каждая фраза, выскакивающая изо рта, звучит как светская беседа в плохом кино. Наверное, решил я, это одержимый кретин говорит.
