.
Отведенное для состязания место за склепом у садового забора ярко осветили кострами и факелами, а усевшимся на ковры и камни зрителям завершительного акта тризны подали угощение из разных плодов и медовых сластей.
Все шло обычным в таких случаях порядком, по правилам, заведенным исстари. Бился невольник Вулкация с невольником Клуилия; бился невольник Турна с невольником Тарквиния; такое состязание поручали парам, о которых знали, что эти люди между собою не враги, чтобы они бились без злобы.
Третьей парой вышли люди благородного происхождения, – внук Руфа Виргиний и сын Скавра Арпин.
Эти юноши были между собой задушевные друзья; их старшие – заклятые, фамильные враги.
Арпин был силач-богатырь массивный фигурою; это убеждало почти всех зрителей состязания, что победить его в бою на старинных каменных секирах сравнительно слабый Виргиний может только искусством, за которое его дед почти ручался.
Каменное оружие у римлян этой эпохи из обиходного употребления уже совсем вышло, но его пускали в дело изредка, как нечто особенное: каменными ножами наносили первый «священный» удар жертве на алтаре при заклании; каменными секирами дрались из желания выказать необычайную силу или ловкость.
Это практиковалось много веков после введения металлов в обиходе жизни, как след, отголосок, древней эпохи «каменного века».
Важничая раньше времени, еще до его формального провозглашения правителем (praefectus urbi), по случаю набега этрусков, Тарквиний уселся, подбоченясь, на толстом бревне, покрытом ковром, в таком месте, где толпились его сторонники, среди которых задорный фламин Януса, Тулл Клуилий продолжал бесконечную перебранку со своим нетрезвым другом, сенатором Вулкацием, в промежутках говоренья не переставая подогревать горячий спор из винной чаши.
Переглянувшись, молча давая взаимный сигнал к начатию поединка, борцы сошлись тихим шагом, опустив секиры, приветствуя ими друг друга, медленно, как бы лениво, приподняли, щелкнули слегка одною об другую, снова опустили, и разошлись далеко, обменявшись местами.
Великий понтифекс Эмилий Скавр спокойно смотрел и указывал царю все подробности движений состязающейся пары, ожидая ярой схватки; он любил своего богатыря-Арпина, рожденного ему от пленницы самнитки, и был уверен в его победе, вопреки предположениям Фламина Руфа, уверявшего, что его внук Виргиний искуснее.
Предположение Великого понтифекса оправдалось, но к общему горю, не в том виде, как он желал.
