Я вспомнил, как ещё в наступлении Сарпахан получил письмо. Он смущённо улыбнулся, отошёл к стенке, сел на пол, скрестив ноги. Лицо у него стало замкнутое. Он медленно читал письмо, потом снова и снова перечитывал его. И нельзя было понять, хорошее оно было или плохое.
А потом они вместе с Витей писали ответ. Витя сидел за столом, а Сарпахан стоял немного сзади. Витин карандаш легко бежал по бумаге. Как только он останавливался, Сарпахан что-то длинное тихо говорил ему, и Витя продолжал писать.
Это письмо, наверное, было ответом на то, которое они тогда писали. Я на минуту представил себе, что Сарпахан жив. Я бегу в усадьбу, отдаю ему письмо, и они с Витей пишут новое, я бегу с ним к Вале, и оно летит в далёкий Казахстан. А сейчас дорога в усадьбу была такая тяжёлая, длинная. И торопиться никуда не хотелось.
Первого я увидел Петра Иваныча. Он смотрел на меня и, видно, хотел спросить, нет ли ему письма. Петру Иванычу и на этот раз писем не было.
Я протянул ему письмо Сарпахана. Он удивлённо посмотрел на меня, взял конверт и нахмурился. Подошёл Витя. Пётр Иваныч так же молча протянул конверт ему. Витя как будто с трудом разбирал адрес.
– Надо, Витёк, написать им, – сказал Пётр Иваныч. – Видно, «похоронка» не дошла ещё. Раньше бы написать следовало. Моя промашка вышла. Напиши от всего взвода.
Витя кивнул и ушёл с письмом в нашу комнату.
