Получивши эти сведения, Герасимов удивился, сам поехал в собор, долго смотрел за Распутиной, диву давался — верующая бомбистка, потом заметил, как к ней подошли девушка и молодой мужчина, поставили свечки и тоже начали бить лбы, подолгу замирая в поклоне; господи, ахнул полковник, да они ж переговариваются друг с дружкой и передают что-то!
Герасимов ждать далее не мог, приказал забрать всех, кто молился вместе с Распутиной, троих взяли во время их дежурства возле щегловитовского дома, «влюбленная», щебетавшая с юношей, сумела отскочить, когда ее хватали, выхватила браунинг и начала стрелять; обезоружили, третий бомбист крикнул филерам:
— Осторожнее! Я обложен динамитом! Если станете применять силу, взорвутся все дома вокруг, погибнут ни в чем не повинные люди!
Бомбиста привели в охранку, осторожно раздели; действительно, он был опоясан шнурами, что вели к запалам на спине и груди: девушка, которая открыла стрельбу, оказалась двадцатилетней Лидочкой Стуре, ее «возлюбленный» — террорист Синегуб, бомбист должен был в случае неудачи коллег броситься под карету, в которой мог ехать министр юстиции, звали его Всеволод Либединцев, выдающийся русский астроном, он работал в Италии, прочили блистательное будущее, записки, найденные после его заарестования, поражали смелостью мысли, — он был на грани рождения новой концепции галактик.
Через неделю девять арестованных террористов были преданы военно-полевому суду: семерых приговорили к повешению, Лидочка Стуре, поднимаясь на эшафот, повела себя, как Зина Коноплянникова, которая была повешена за убийство генерала Мина, прочитала строки Пушкина «Товарищ, верь, взойдет она, звезда пленительного счастья, и на обломках самовластья напишут наши имена!»
Прокурор Ильин, присутствовавший на казни, приехал к Герасимову белый до синевы.
— Мы их никогда не одолеем — сказал он, с трудом разлепив спекшиеся губы. — Это люди идеи, герои. А мы трусы Видим, куда нас тащит тупая бюрократия, и молчим…
Герасимов достал из серванта бутылку «Смирновской», налил два фужера и, поднявшись, тихо произнес:
— За упокой их души, Владимир Гаврилович.
С Азефом, — после того, как тот отдал Герасимову столь богатый улов, — полковник встречался реже; двор был потрясен происшедшим, интриги против Столыпина прекратились, — так бывало, если царь по-настоящему пугался.
— Александр Васильевич, — сказал Азеф во время очередного ужина на конспиративной квартире, — поручите, пожалуйста, вашим людям поглядеть за таможенниками еду отдыхать, видимо, в моей работе сейчас особой нужды нет, премьер на коне, да и вы в фаворе.
