Непримиримость | страница 59



— В отношении Наумова у вас теперь развязаны руки. Он повел себя как двойной предатель. Я не хлопочу за него более, принимайте такое решение, какое сочтете нужным, я в нем теперь не заинтересован.

В суд был вызван историк Мякотин: от Азефа охранке было известно, что он является членом эсеровского ЦК, арестовать его, однако, было невозможно, это бы провалило Азефа.

Мякотин выступил с блистательной речью.

— Да, социалисты-революционеры никогда не отказывались и не отказываются от того, что именно их боевка казнила великого князя Сергея, министра Плеве, министра Боголепова, генерала Мина, губернатора Гершельмана. Партия признавала то, что было ею сделано, бесстрашно и открыто. И если сейчас ЦК социалистов— революционеров категорически отвергает свою причастность к попытке провести акт, то этому нельзя не верить!

Судьи дрогнули — имя Мякотина было известно многим и пользовалось серьезным авторитетом, широко, с размахом поставленная провокация оказалась на грани краха.

Помощник военного прокурора Ильин предложил вызвать в заседание суда Герасимова, как главного эксперта по революционным партиям.

Герасимов, узнав о предложении Ильина, растерялся. Его появление перед глазами родственников арестованных, адвокатуры приглашенных расконспирировало бы его совершенно, понудив отойти от дел, не отойди сам, бомбисты наверняка разделаются в течение недели, — он не государь или там Столыпин, которых стережет сотня филеров, разнесут на куски, хоронить будет нечего.

— Хотите, чтобы меня кто-нибудь заменил в этом кабинете? — мягко улыбнувшись, вздохнул Герасимов. — Чем я вас прогневал?

— Да господи, Александр Васильевич, как можно?! — Ильин искренне удивился. — О чем вы?

— О том, что, появись я в публичном месте, головы мне не сносить. Нет, нет, я ничего не боюсь, человек я одинокий, существую, а не живу, но ведь чувство долга-то во мне вертикально, им и определяю все свои поступки.

— Хорошо, хорошо, все понимаю, — по-прежнему волнуясь, ответил Ильин. — Но мы ведь можем провести выездное заседание прямо здесь, в здании охраны, на Мойке! Родственников не пустим, только одни адвокаты! Иначе дело повиснет! Провал!

Герасимов перекрасил волосы и надел черные очки, показания давал, сидя на стуле и положивши «больную» ногу на спинку стула, стоявшего перед ним, — адвокаты могли видеть лишь его затылок, подсудимых он не боялся, знал, что большинство повесят, а остальных укатают на каторжные работы — оттуда не выходят.