— Кто старое помянет, тому глаз вон, Бо… Павел Иванович!
— Нет, я все же вам скажу… Она ко мне домой пришла… Ночью… После того, как вы ее домой проводили, на третий этаж доковыляли, чтоб кто, спаси бог, не обидел любимую… А она — ко мне в кровать. А я предателей не терплю, Саша, — в любви ли, в терроре — все одно… Поэтому я и был с ней так резок при вас. Думал, поймете, сделаете выводы… А вы оскорбились, зло на меня затаили… Ладно, теперь о деле… Партия благодарит вас за то, что вы внесли предложение продолжить работу в терроре. Но после Азефа мы вынуждены проверять каждого, кто вносит такое предложение…
— Поэтому здесь и появился Бурцев? — понимающе спросил Петров, испытывая какое— то радостное чувство близости к тому, кого он недавно еще считал своим заклятым врагом.
Савинков покачал головой:
— Лишь отчасти.
— То есть?
— У него своя информация, у нас своя. — Савинков полез в карман пиджака за конвертом, медленно достал оттуда фотографический оттиск и протянул Петрову. — Поглядите, Саша. Это здесь легко делается, надо только знать, где интересующий нас человек живет и кто из почтальонов обслуживает его участок. Почтальоны — бедные люди, они легко дадут ознакомиться с письмом, тем более отправленным не во Францию, а в Россию, мифическому присяжному поверенному Рохлякову. Поглядите, милый, поглядите.
Петров уже видел — это была копия его письма Герасимову.
Савинков между тем неторопливо продолжал:
— Мы знаем, кто получает корреспонденцию по этому адресу. Саша. У нас ведь всюду есть свои люди. Теперь все зависит от вас, либо я передаю это письмецо вместе с вашим же обращением в ЦК о терроре Владимиру Львовичу для идентификации почерка и распубликования в мировой печати сообщения о вас, втором Азефе, либо вы рассказываете мне правду.
Петров открыл рот, но голоса не было, он прокашлялся, спросил совершенно чужим, незнакомым ему фальцетом:
— Шанс на спасение есть?
— Конечно.
— Что я должен сделать?
— Как что? — Савинков искренне удивился. — Вернуться в Петербург и убить Герасимова.
После исчезновения Азефа ЦК эсеров принял решение уничтожить Герасимова, ибо тот знал от Азефа про партию то, что было неведомо никому более, Петров упал как с неба пора невезения кончилась, прощай, Александр Васильевич!
