– Да, да, ждем и настаиваем! – тут же поддержал его Макс.
– А про что? – спросила разрумянившаяся Настя.
– Да хоть про Север!
– Ну, считайте, что вам повезло! У меня как раз есть в репертуаре одна такая песня, – отозвалась Настя и заиграла что-то мелодичное, задушевное:
…За Полярным кругом снег белый-белый,
И над тундрою метель мечется.
Воздух пахнет стылым морем и серьезным рыбным делом,
И на верфях ледоколы лечатся[12]…
Пока Настя пела, Антон украдкой поглядывал на Анжелику. Слава Богу, ее не пришлось долго искать, и стоило только им с тверчанами в три глотки крикнуть: «Лика!», буквально через пару секунд раздался ее ответный крик: «Иду!», а через полминуты появилась и она сама. Антон, не зная, что сказать, да и стоит ли говорить что-либо вообще, протянул ей куртку, и Лика с благодарностью оделась.
Присутствие на костре Аркадия, которому силами Степана все-таки удалось унять кровотечение, изрядно действовало на нервы им обоим. Антон физически чувствовал, как напряжена сидящая рядом Анжелика. Но пытаться выставить Аркашу восвояси означало бы спровоцировать скандал на весь лагерь, чего по понятным причинам, тоже делать не хотелось. Приходилось терпеть, стиснув зубы.
Песня закончилась. Стас и Макс тут же выразили бурное одобрение и потребовали сыграть еще что-нибудь в том же стиле. Настя кокетливо наморщила лоб, вспоминая первые строчки, и запела:
…Дует ветер, дует месяц, дует два, дует год.
Только боль он не остудит, эта боль не пройдет.
Может, время залижет ее, как река, но пока
Мне без вас жить не стоит[13]…
Эта песня зацепила Антона, заставила зазвучать что-то в его душе, и он, отвлекшись от мыслей об Аркадии, прислушался:
…Разлучили, как детей нас, развели по углам.
Разорвали акварели наших встреч пополам.
Но хоть где одному на красивой земле столько лет
Мне без вас жить не стоит…
Антон не считал себя сентиментальным человеком, но при этих словах у него подозрительно защипало в носу. Он бросил быстрый взгляд на Анжелику.
Та сидела прямая и напряженная, и в уголках ее глаз блестели крохотные капельки еще не пролившихся слез. Она быстро отерла их рукавом, но буквально через мгновение капельки заблестели снова.
Антон протянул руку и положил ее поверх Ликиного кулачка. Мягко сжал, призывая держаться, не показывать свою печаль посторонним.
Они так и сидели до конца вечера, рука в руке, боясь спугнуть вновь зарождающееся чувство сопричастности. Но поговорить все-таки не решились.
