Иногда она равнодушно открывала мне дверь, зевая на ходу, даже не удосужившись прикрыть рот ладонью. И лениво мычала.
– А, это ты Паганини. Ну, заходи, раз пришел. Кстати, что-то тебя давно не было видно.
Словно не было этих мучительных дней ожидания. Словно она не плакала. И не била своими маленькими кулачками по двери от бессилия. Словно она от злости не швыряла телефон на пол. И он не разбивался вдребезги. Интересно, сколько она успела сломать телефонных аппаратов? Думал я каждый раз, глядя на новенький телефон красующийся на столе. Смена телефонных аппаратов стала как бы частью ритуала моего возвращения. И я частенько подумывал, что когда-нибудь один из них непременно угодит в мою голову. Наверное, вполне справедливо.
И когда она вот к так равнодушно открывала мне дверь, зевая на ходу. Я бесился. Бесился от ее пустого взгляда. Ровного дыхания. Равнодушных слов. В эти минуты мне хотелось ее ударить. Но, взглянув на новенький телефон, я тут же успокаивался. Нет, Капа, ты меня не забыла.
А она непременно потягивалась, напоминая рыжего лохматого зверя. И я ждал, что она непременно мяукнет.
– Такая жара, Паганини, правда? – мяукала она.
И тем же пустым равнодушным взглядом разглядывала потолок. Я, следуя правилам игры, равнодушно пожимал плечами. И до боли сжимал кулаки. И пытался утихомирить свое сердце, выпрыгивающее наружу.
А Капа, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Но это только казалось. Я знал, что очередная игра в равнодушие непременно должна дойти до абсурда. И только тогда я вновь почувствую прохладу ее, как всегда холодных, но далеко не равнодушных рук. И обязательно прошепчу пересохшими, потрескавшимися от мучительных ожиданий губами:
– У тебя такие холодные руки, Капа. А ты говорила, что жарко.
И она, конечно же, мне ответит.
Иногда она не пускала меня на порог. Топала ногами. С перекошенным от злобы лицом. И барабанила со всей силы кулачками по моей груди. На ее крики сбегались соседи. Но ей было на всех наплевать. Казалось, ей даже доставляло удовольствие, что у нее есть благодарные зрители в лице любопытных соседей. Но я не выдерживал. Хватал ее в охапку, не обращая внимания на ее змеиные выверты. Она шипела всеми существующими проклятиями в мой адрес. И я силой втаскивал ее в квартиру. Тащил в ванную комнату к и струей ледяной воды смывал ее пыл. Она приходила в себя. И, сидя на корточках, обхватив коленки руками, совершенно мокрая и совершенно несчастная, смотрела на меня снизу вверх. И шептала:
