– Проходите, пожалуйста, – и мама легким жестом руки пригласила меня в комнату.
Я промычал что-то вроде:
– Да уж… Конечно… И непременно…
– Это Паганини, папа.
– О Прекрасно! Вы, видимо, музыкант? – и отец горячо пожал мою руку.
Я только было собирался ответить: «да». Чтобы как-то себя реабилитировать. Капа тут же меня перебила:
– Ну что ты, папа! Где ты встречал лысых музыкантов? Эту кличку дали ему в колонии для несовершеннолетних.
Я в ответ только кисло улыбнулся.
Капа с мамой растерянно переглянулись.
– Ну вообще-то, – начал папа.
Но мама его тут же перебила:
– Мы никуда не пойдем! Капа возмущенно всплеснула руками:
– Вы обижаете его недоверием, старики. Вот из-за таких, как вы. Равнодушных, подозрительных чистюль получаются из случайно оступившихся юношей, закоренелые преступники! Куда вы направлялись, родители?
– Вообще-то в филармонию…
– Ну и чудесно! А я в это время попытаюсь спасти это юное, погибающее в рутине людского равнодушия, сердце! – и Капа в конце своей проникновенной речи, взметнула руками вверх. Что меня взбесило окончательно.
Я приблизился к ее родителям. И уже галантно поклонился.
– Не беспокойтесь, пожалуйста. И спокойно идите на концерт. Да, кстати, сегодня, если я не ошибаюсь, играют Шуберта? Прекрасный композитор. Жаль, что я не могу послушать его. Придется пожертвовать вечером и объяснить вашей дочери правила хорошего тона. Родители Капы облегченно вздохнули.
– Вы не обращайте на нас внимания, – заговорщицки шепнул мне отец, – она же – циркачка.
– А я терпеть не могу цирк, – сморщила свое прелестное личико мама.
– Я тоже, – с готовностью поддакнул я. И с ненавистью взглянул на Капу. Она пожала плечами. И скрылась в комнате. А мне ничего не оставалось, как до конца проявить свое джентльменство. И проводить родителей Капы до двери. Не переставая время от времени кланяться. И интеллигентно, насколько позволила моя рожа, улыбаться.
В комнату Капы я ворвался, как вихрь. Она невозмутимо сидела на тахте по-турецки. И лениво потягивала из длинного хрустального бокала шампанское. Я выхватил бокал из ее рук. И залпом выпил холодный напиток. И только тогда огляделся. Если честно, Капа к этой квартире подходила так же, как мой папа к филармонии. И я признался себе, что она гораздо удачнее выглядела бы в однокомнатной квартирке с четырьмя голодными малышами. И мамой – пьяницей.
Чем в этой аккуратной, дорогой комнате, утопающей в коврах и хрустале. Капа мне чем-то напоминала Пеппи Длинный Чулок из любимой мною истории детства. И казалось, она вот-вот легко запрыгнет на люстру. И повиснет на ней, показывая мне язык. И моя злость на секунду улетучилась.
