Чистюля и аккуратист. А эта циркачка отличалась даже некоторой небрежностью в одежде. В стоптанных сандалиях и не глаженой майке. Она даже походила на мальчишку. Хотя в глубине душа я не мог не отметить, что в ней было что-то от маленького кудрявого ангелочка. Невинного и наивного. Хотя о ее наивности и невинности можно было еще долго спорить.
– Меня зовут Капитолина. Можно просто – Капа, – и она протянула руку. Ее имя меня убило окончательно.
– К-к-как? – почему-то заикаясь переспросил Гришка.
– Капитолина. Капа. Вас что-то удивляет?
Честно говоря, меня удивляло все.
– А это – Гришка. Он – архитектор, – представил нашего друга Влад.
– Будущий, – покраснел до корней волос Гришка. И от неловкости достал какую-то мятую и растаявшую конфету. И протянул Капе. – Хочешь?
– С удовольствием, – она зашелестела фольгой. И тут же ее проглотила. Не удосужившись вытереть шоколад у уголков губ. А я про себя отметил, что у нее к тому же неровный и искусанные ногти. Истеричка, неврастеничка. Сделал я вывод.
– А это… Это Николай… Никколо. Можешь звать его Паганини.
– Он – будущий музыкант, – продолжила за Влада Капа. Хитро сощурив янтарные глазки.
– Ты случайно по совместительству не телепатка? – съязвил я.
– Увы, – она развела маленькими ладошками. – Просто нужно быть круглой дурой, чтобы не догадаться.
Влад рассмеялась.
– Ну, да для музыканта главное – длинные волосы.
– Длинные пальцы, – нахмурился я.
Капа вздохнула.
– А я, если честно, обожаю лысых. Ну зачем мужику длинные волосы? Если они уже есть у женщин. Жаль, что среди вас нет лысых.
Среди нас, действительно, не было лысых. И мы пожалуй об этом нисколечко не жалели.
– А в ней что-то есть, – неожиданно выдавил Гришка, когда Капа скрылась за углом дома.
От Гришки я такого не ожидал. И покрутил пальцем у виска.
– По-моему, она – круглая дура.
– Ты ни черта не понимаешь в женщинах, – хлопнул меня Влад по плечу. – Но поверь, Паганини, не научившись разбираться в женщинах, ты никогда не разберешься в музыке. Потому что и то и другое – прекрасно.
Сам же Влад, по-моему, не разбирался ни в том, ни в другом. Просто и то, и другое несли ему удовольствие. А от удовольствия отказаться было выше его сил.
Не знаю, как это случилось. И почему. Но на следующее же утро я уже сидел в кресле. Над подбородком, подвязанным белой простынёй, и над моими длинными густыми волосами колдовал парикмахер. А колдовать было вовсе несложно.
– Вы уверены, молодой человек, что нужно уничтожить всю вашу красоту?
