– Валя, – повторял я, – Валя! – и всхлипывал.
И тут я услышал голос Глафиры. Она звала меня, наклонившись над трапом. Она ведь не знала, в чем дело, почему я уверен, что Валька залезла в бот. А мне было так страшно одному, что я кинулся к трапу.
– Тетя Глаша, – сказал я плача, – тетя Глаша, идите сюда!
И вдруг я увидел за Глафирой Жгутова, поднявшего над склоненной её головой тяжелый гаечный ключ.
– А-а! – закричал я и, не в силах ничего объяснить, только пальцем показывал ей: посмотри, мол, назад, обернись. И Глафира обернулась.
Жгутов растерялся. Наверное, напасть со спины и ударить человека в затылок, не видя его лица, – это одно, а убить человека, который смотрит тебе прямо в глаза, – это другое. Он отступил на шаг, И Глафира шагнула вслед за ним. Я поднялся на несколько ступенек по трапу. Жгутов держал по-прежнему тяжелый гаечный ключ над головой Глафиры. Может Сыть, я мог бы кинуться к Глафире на помощь, но я чувствовал, что, если я крикну, если кинусь, Жгутов с силой ударит. Тогда будет борьба, драка, а в драке убить человека легче. Именно то, что Глафира стояла неподвижно, глядя прямо в глаза Жгутову, то, что никто из них не двигался, только оба они тяжело дышали, именно это связывало Жгутова.
– Ой, что ты, Паша! – сказала Глафира, совсем тихо, почти шепотом.
– Ничего, ничего, – повторял Жгутов, и гаечный ключ прыгал в его дрожавшей руке.
А Глафира медленно подняла руку и взяла Жгутова за кисть и всё не отрываясь смотрела ему в глаза.
Уголком глаза увидел я кого-то, кто медленно шел к боту, слегка покачиваясь, иногда останавливаясь. Я не сразу понял, что это Фома Тимофеевич. Он, наверное, проснулся, удивился, что никого нет, вышел из пещеры, увидел, что происходит на боте, и пошел, пошатываясь, еле передвигая ноги, чтобы помочь, спасти, навести порядок. Жгутов и Глафира его не видели. Они по-прежнему не отрываясь смотрели друг другу в глаза.
– Степана убил, – негромко сказала Глафира, – меня убить хочешь?
Жгутов попытался вырвать свою руку из руки Глафиры, но Глафира крепко держала.
– Пусти, ну! – прошептал Жгутов. – Все равно мне другого выхода нет, понимаешь?
– И в глаза смотреть не боишься? – прошептала Глафира.
– Пусти! – прошептал Жгутов, все стараясь вырвать руку.
По-прежнему они были почти неподвижны, но я чувствовал, как напряглись две сцепившиеся руки. На руке Жгутова, обнаженной до локтя, вздулись мускулы. Он остервенел.
– Судно-то придёт, – задыхаясь, негромко говорила Глафира, – на что надеешься?
