Экипаж, который уже вошел во вкус этих ежевечерних рассказов, пусть фантастичных, но занимательных, в урочный час собрался на палубе, оспаривая друг у друга лучшие места вокруг бочонка. Но папаша Катрам не подавал признаков жизни. Заболел он или же опять хватил лишнего — никто ничего на этот счет не знал. Сам же старый медведь никого не предупредил, а юнга, которого мы послали в боцманскую узнать, как дела, вернулся с приличным синяком под глазом.
Мы ждали до девяти, потом до десяти, но все напрасно. Несмотря на суеверный страх, который внушал этот странный старик, и на дурной прием, оказанный юнге, еще двое матросов отважились спуститься в глубь трюма; но не смогли сообщить ничего, кроме того, что старый боцман храпит, как барсук, а вернее, как расстроенный контрабас.
Капитан, который очень любил своего боцмана и нередко закрывал то один, а то и оба глаза на его выходки, велел оставить его на этот вечер в покое.
— У старого хрыча, наверное, язык устал, — сказал он, смеясь. — Шутка ли! Он наговорил за эти вечера больше, чем за всю свою прежнюю жизнь.
Все послушались, но на борту воцарилось дурное настроение, а вахтенные смертельно скучали, привыкнув весело проводить время у бочонка.
На другой день папаша Катрам снова появился на палубе в обеденный час, но и на этот раз сразу же скрылся. Наступил вечер, а он опять не подавал признаков жизни.
— Ах мошенник! — узнав об этом, воскликнул капитан. — Он что, решил, что его наказание кончилось? Эй! Спуститесь в трюм и скажите боцману, что, если он сегодня вечером не развяжет свой язык, я закую его в железо на оставшиеся восемь дней.
Через несколько минут папаша Катрам уже снова восседал на своем бочонке в окружении всей команды, жаждущей услышать пятый рассказ.
Боцман был в дурном настроении. Он явно пришел лишь из страха перед капитаном, и ожидать веселой историйки нам не приходилось: — это читалось в глазах рассказчика.
— Готов ли твой язык? — осведомился капитан властным тоном.
Папаша Катрам сделал утвердительный жест.
— Тогда давай, начинай!
Боцман склонил голову на грудь, чтобы сосредоточиться, и вокруг воцарилось благоговейное молчание. Он пошарил в памяти несколько минут, потом, прикрыв свои маленькие серые глаза, спросил нас:
— Кто-нибудь из вас ходил в полярные рейсы?
Никто не ответил, кроме капитана, который кивнул утвердительно.
— Понимаю, — сказал папаша Катрам. — Ведь нынешние моряки такие неженки. Они боятся холодов, они дрожат перед белым медведем и страшно трусят встретиться один на один с полярными призраками. Полярные призраки!.. Вот название моей пятой истории, а если оно вас не устраивает, то доброй ночи, и я пошел спать.
