На плывшей мимо лодке в куче мусора можно было разглядеть старое письмо, как видно, делового содержания. К счастью, до него можно было дотянуться. Гуляки схватили письмо и стали читать. Оказалось, что это очень забавное послание из столицы с просьбой одолжить денег. В нем говорилось:
«Покорнейше прошу дать мне в долг восемьдесят моммэ серебром без поручительства. В залог впредь до уплаты я оставлю чтимое мною изображение Будды работы Кобо-дайси [94], которому я поклоняюсь каждое утро и каждый вечер.
Любовь в нашем суетном мире должна быть обоюдной. Долго я обманывал одну женщину, и вот в воздаяние за это попал в бедственные обстоятельства: нужны деньги на роды. Очень прошу вас не отказать мне в ссуде.
Послано почтенному Хираноя Дэндзаэмону от Камоя Хатибэя.
За доставку письма мной уплачено десять мон перевозчику рыбы».
Нужда, видно, в самом деле неотложная, ведь из столицы до Осаки далеко, целых тринадцать ри, адресат титулован самым почтительным образом, а между тем, раз уж бросили письмо в мусорную кучу, значит, отказали наотрез.
Все принялись хохотать до упаду, держась за животы:
— И в столице тоже, когда в чем нужда, одна беда: денег нет.
Был в этой компании один писец городской управы, и он, с чашкой и ложкой в руках, задумался над тем, как идут дела у самих насмешников.
— Каждому из вас грозит худшая беда, чем этому жителю столицы. У одного скоро дом заберут за долги, срок заклада кончается в последний день будущего месяца. Другой строит дома по дешевым подрядам, а третий скупает рис, когда цена на него падает. Весь капитал у вас — обман, кривда и корыстолюбие, тем только круглый год и пробавляетесь. Вот как дела обстоят у вас, а вы сходите с ума по бабам, легкомысленные вы люди! — ворчал он.
При этих справедливых словах весельчаки устыдились и решили отныне оставить распутство, не соответствовавшее их состоянию. Но увы! Нелегко сойти с этого пути тому, кто раз встал на него.
Вот к примеру. Есть в тех местах монахини-певицы [95]. Они только и ждут, чтобы корабли из западных провинций стали на якорь в гавани, и продают свою любовь заезжим людям, которые, тоскуя по своим оставленным на родине женам, одиноко спят, можно сказать, на подушке из волн.
В гавани все время снуют взад и вперед гребные лодки. На корме правит рулем какой-нибудь старик, убеленный годами, а посредине сидят монахини-певицы. Все они обычно наряжены на один манер. Светло-желтые халаты из бумажной ткани, пояс средней ширины из белого шелка повязан узлом спереди. На голове монашеский капюшон из черного шелка и тростниковая шляпа, сплетенная на улице Фукаэ, какую любила носить девушка О-Си-ти. На ногах уж непременно нарядные носки «межи в поле», простроченные шелковой ниткой. Шелковое косимаки с коротким подолом. В переносном ящике амулеты из храма Кумано и раковины сугай
