Тимофей. Мы охотно будем есть, но еще охотнее — слушать.
Евсевий. Этот обычай, на мой взгляд, надо усвоить по многим причинам. Он не дает места пустой болтовне и доставляет пищу для плодотворной беседы. Я решительно не согласен с теми, кто полагает, будто нет веселья на пиру, если не кипит ключом вздорное зубоскальство, не гремят непристойные песни. Истинная радость рождается чистою, ничем не омраченною совестью; и лишь те речи поистине веселы, которые всегда приятно и произносить и слушать, всегда отрадно помнить, но никак не те, которых вскоре начинаешь стыдиться, которые мучат совесть раскаянием.
Тимофей. Ты говоришь сущую правду. Ах, если бы всем нам оценить это по достоинству!
Евсевий. И он не только неоспоримо полезен, такой обычай, — он становится и приятен, если привыкаешь к нему хотя бы в течение месяца.
Тимофей. Нет ничего лучше, как привыкать к лучшему!
Евсевий. Эй, слуга, читай громко и отчетливо. Слуга. «Как потоки вод, так и сердце царя в руках господа: куда захочет, туда и склонит его. Всякий путь человека прям в собственных его глазах, но сердца взвешивает господь. Милость и правосудие угоднее господу, нежели жертвы»[88].
Евсевий. Достаточно. Лучше изучить немногое, но с жадностью, чем поглотить много и без всякого удовольствия.
Тимофей. Конечно, но только не в этом случае. Плиний советовал[89] никогда не выпускать из рук Цицероновы «Обязанности»[90], и действительно, они стоят того, чтобы каждый затвердил их слово в слово, и в первую очередь, люди, которым предстоит управлять государством; таково, по крайней мере, мое мнение. Что же до этой книжечки, до «Притчей», я всегда считал, что ее надо иметь при себе везде и всегда.
Евсевий. Я знал, что наш завтрак будет скудный и пресный, и потому заранее припас эту приправу.
Тимофей. Здесь всего вдоволь, и все на диво вкусно. Но если бы даже не было ничего, кроме свеклы без перца, без вина и без уксуса, все приправило бы и сдобрило такое чтение!
Евсевий. Но мне было бы еще приятнее, если б я мог вникнуть глубже в то, что сейчас услышал. Вот если бы был среди нас настоящий богослов, который бы не только понял это, но и уразумел в полной мере! А нам, непосвященным, не знаю даже, дозволено ли рассуждать о таких вещах.
Тимофей. По моему крайнему разумению, это дозволено и матросам, лишь бы не было безрассудных поползновений определять что бы то ни было. А быть может, и Христос, который обещал быть повсюду, где соберутся хотя бы двое и станут говорить о нем, осенит и вдохновит наше собрание, куда более многолюдное.
