Даже в детстве Джек был романтиком. Он, как младший сын, помимо собственных развлечений, почти ничем не был обременен. Поэтому Джек – лорд Джонатан Деворан Сент-Джордж, – блистая в свете, гордой поступью шел по жизни. Затем он женился, выказав ошеломляющее пренебрежение к семейным традициям.
Анна Марш – новая леди Джонатан Деворан Сент-Джордж – происходила из незнатной семьи, была инакомыслящей, умной и великодушной дочерью священника. Джек был вынужден жениться на ней, но потом они вместе уехали в Индию, потому что очень любили друг друга.
Райдер отвернулся от окна и начал снимать с себя смокинг, в котором спускался к ужину. Одежду, в которой он возвратился нынче домой, унесли, чтобы почистить и еще раз отгладить. Содержимое карманов было аккуратно разложено на столе.
Он потянул за конец галстука, оглядывая свои вещи – часы, несколько монет, серебристая туфелька. Ее записка была расправлена, но все еще не развернута.
Мрачная улыбка чуть тронула губы Райдера. Он поднял туфельку, поставил на комод и лишь после этого взял записку.
Четыре предложения оставили в его сердце огненный след:
Мое имя Миракл Хитер.
Я самая известная распутница Лондона.
Вы нашли меня в лодке после того, как я убила человека.
Благодарю вас, милорд, за все, что вы для меня сделали и еще намеревались сделать, но вам лучше меня забыть.
Ее разбудили дрозды. Миракл открыла глаза. Только-только забрезжил рассвет. В ее волосах шуршали сухие листья. Она села и попыталась вычесать их пальцами, затем пошарила в седельных сумках в поисках гребешка и еды. Бегущий по камням ручеек что-то бормотал под пение птиц, заливаясь серебристым смехом.
Миракл натянула сапожки и, не снимая плаща лорда Райдерборна, пошла на звук к ручью, который водопадом струился сквозь лес. Наклонившись, Миракл сполоснула руки и плеснула холодной водой себе в лицо.
Дрозд внимательно наблюдал, как она, присев на берегу ручья, принялась расчесывать спутавшиеся за ночь волосы, чтобы заколоть их. Миракл подмигнула птице и развернула сверток с хлебом и сыром. Когда, подкрепившись, она вымыла руки, птицы уже не было.
– Парочке шутов ехать подано.
Миракл застыла на месте. Вода стекала с пальцев, но звуки тонули в шуме падающей воды. Голос доносился до нее через рощу со стороны хижины – отвратительный мужской голос, не суливший ничего хорошего, с вульгарным выговором.
– Да уж, старый пес, – отвечал ему второй. – Когда коняга стоит понурившись, как вялый член, раздумывающий, в какую бы еще дырку ему пристроиться, не нужны никакие вопросы и никакие ответы.
