Мысль не из приятных. Майкл отпил пива из банки и откусил кусок пиццы.
– Все-таки она любила меня. – Майкл отличался известной долей самомнения, но, когда дело касалось Лорелей, проявлял заметную неуверенность в себе. А поэтому поправился: – Настолько, насколько может любить молодая девушка.
Ему было восемнадцать, а Лорелей всего шестнадцать, когда они расстались. Досрочно закончив школу, она безутешно рыдала, умоляя Майкла согласиться на стипендию, которую ему предлагали как бейсболисту и которая позволила бы ему учиться вместе с ней в колледже в Лос-Анджелесе. Но тогда матери Майкла пришлось бы одной справляться с двумя его младшими братьями-сорванцами. Он знал, что обязан остаться. И взять на себя роль главы семьи, заменив вечно странствующего по свету отца, фотожурналиста, лауреата Пулитцеровской премии.
Они были, конечно, еще слишком молоды. Расстояние и время положили конец их юношескому роману. С тех пор в жизни Майкла были другие женщины, но в глубине его сердца навсегда сохранилась память о первой любви. Любви к девушке, которая превратилась в божественную и холодную, как лед, обольстительную блондинку, напоминавшую героинь из фильмов Хичкока.
– Нет, ничего бы у нас не получилось, – повторил Майкл слова, которые твердил себе на протяжении всех этих лет.
Та, которая была предметом переживаний Майкла, совсем не ощущала себя одной из самых обожаемых американских звезд. Натурные съемки в Санта-Монике превращались в сущий кошмар.
Сначала, несмотря на усиленную охрану, какой-то не в меру ретивый поклонник все-таки прорвался через кордон и вручил Лорелей любовную поэму на десяти страницах.
Он не только испортил лучший дубль сцены, в которой ее героиня – писательница, автор детективов, чья жизнь поразительно повторяла сюжеты созданных ею криминальных романов, – прыгает в воду с пирса, в попытке спастись от упорного преследователя. Своим странным поведением этот поклонник очень напугал Лорелей.
Стояла первая неделя августа, но вода в океане была холодной. И к третьему дублю Лорелей засомневалась в правильности своего решения – самой исполнять все трюки. В довершение всего ее режиссер, взыскательный Эрик Тейлор, был убежден в том, что, если первый дубль оказался удачным, десять последующих будут еще лучше.
– Стоп! – наконец крикнул Тейлор. – Этого проклятого света уже недостаточно.
– Стоп! – повторил помощник режиссера.
– Слава Богу, – проворчала Лорелей, когда костюмерша ринулась к ней с полотенцем и огромной спортивной фуфайкой. Поблагодарив женщину, Лорелей натянула фуфайку поверх мокрого платья – оно обольстительно липло к телу, но было совершенно ледяным – и направилась к своему трейлеру, чтобы переодеться.
