Про коалу Ушастика, черепаху Сарли и Карроинги-эму | страница 26
Почти у каждого живого существа в возрасте Сарли, если оно обитает на суше, есть отец и мать, которые опекают своих детёнышей, учат добывать пропитание, распознавать врагов и спасаться от них. Но Сарли ни разу не задалась вопросом, где же её мать, и никогда не спрашивала об этом своих юных сородичей. Так она и проживёт на свете, никогда не повстречавшись со своей матерью, – разве что случайно, да и то не будет знать, что это и есть её мать. Ну, а отец был ей и вовсе неведом.
Шли месяцы, и Сарли очень похорошела. Многочисленные пластинки её панциря были всё больше коричневые, каштановые и золотистые, с бледно-жёлтыми полосами у стыков. Голова сверху была в цвет спины, а шея – зеленовато-синяя, и такие же ласты. Кожу на ластах и на голове испещряли перекрещивающиеся бороздки, и казалось, будто она вся в пятнах, как песок под солнцем в мелких прозрачных лагунах, где воды то наступают, то отступают.
Теперь Сарли сразу бросалась в глаза даже в изобилующем яркими красками мире кораллового рифа, а значит, от неё требовалась ещё большая осторожность, чем от какого-нибудь тускло-серого, незаметного создания вроде бородавчатой скорпионовой рыбы.
У Сарли были уши, но они ничем ей не помогали. Черепахи глухи; драгоценной способностью слышать они обладали в давние-давние времена, но потом утратили её, а уши так и остались. Зато зрение у Сарли было на редкость острое. Она видела не только формы, но и цвета, различала всевозможные оттенки и мало-помалу научилась распознавать многоцветные живые существа и растения, что населяли море вокруг.
Долгое время ей больше всего нравились кораллы. Порою они росли очень глубоко, но в прозрачной воде видны были так хорошо, словно до них было каких-нибудь фута два.
Кораллов было великое множество – васильково-синих ветвистых, раскидистых – целые леса. Щупальца полипов, составляющих колонию кораллов, подпрыгивали и трепетали, и казалось, всё вокруг полыхает холодным и ярким голубым пламенем. Кораллы эти были точно пламенеющие голубые пальцы, и пронзительная голубизна их ослепляла. Сарли нравилось неспешно плавать вокруг них, отдаваясь течению. Но были тут и ещё кораллы, других видов, других цветов, и было их многое множество.
Горчичные и жёлтые, изумрудные и серые, бледно-лиловые и розовые, красные, бледные коричневато-жёлтые и серовато-зелёные. Одни нежные, точно влажные волосы, и бледно окрашенные, – среди них прятались маленькие белые крабы, Сарли отыскивала их и быстро пожирала. Другие мягкие. Третьи жёсткие и хрупкие. Все они в изобилии населяли морское дно, похожие на цветы и листья, то кружевные, то напоминающие плоскую губку, податливые, как коровье вымя, и упругие, как резина. Были здесь кораллы круглые, точно подушечка для булавок, и разноцветные, с яркими вкраплениями, точно палитра художника, и все сплошь в гребнях и бороздах, и мозговидные, и веерные, и трубчатые.