***
Наши однообразные вечера оживлялись, когда Луция раскладывала на столе свою художественную «мастерскую». С того времени, как она начала посещать клуб, это случалось ежедневно. Краски, мелки, открытки с рисунками на народные темы заполняли стол. До поздней ночи Луция разрисовывала листы бумаги гуральскими узорами.
– Зачем ты это делаешь? – допытывалась я у нее.
– Да так…
Мать качала с сожалением головой:
– И кому всё это пригодится?
– Клубу пригодится.
– Но ведь эти краски и мелки стоят не дешево. Кто дает на них деньги?
– Кто же, как не пани Кристина, – отрезала Луция, внимательно всматриваясь в только что сделанный рисунок, на котором еще не высохла краска.
– Ого! Начинается новое увлечение! – воскликнула я, когда место красок и открыток заняли толстенные тома книг по истории культуры краковской земли, об обычаях, диалектах и национальных костюмах ее обитателей. Каждый день после возвращения из лавки колониальных товаров Луция углублялась в чтение ученых трактатов, выписывала из них цитаты, делала какие-то пометки. Для чего всё это нужно, она не сказала ни слова. По прошествии нескольких недель все ученые трактаты были отправлены в угол. Вытащив из-под кровати давно преданную забвению коробку с принадлежностями для вязания кружев, Луция обратилась к матери:
– Я попрошу мамусю показать, как делаются эти кружева. А может быть, мама уже не помнит?…
Но нет, мать помнила прекрасно. Мы смотрели с восхищением, как из-под ее ловких пальцев выползает узенькая дорожка нитяных звездочек и паутинок. Луция быстро овладела новым для нее делом – искусством вязания – и поспешно понесла свои кружева в клуб.
– Сегодня мы сделали первый кружевной воротничок, – торжествующе сообщила она, вернувшись домой. – Теперь все члены клуба хотят научиться вязанию. Надо будет заказать токарю побольше вязальных спиц.
– А пани Кристина как смотрит на это? – поинтересовалась я.
– Кристина в отпуске, – недовольно отрезала Луция.
Прошло десять дней, и она вновь притащила домой все спицы. Запихнутые в чемодан под кровать, они разделили судьбу красок, открыток и тетрадей с заметками о культуре краковской земли.
– Ну, и что ж? Увлечение прошло? – съехидничала я в отместку за ту таинственность, которой окружила Луция свою работу.
– Да. Уже прошло.
Только и всего! И больше – ни единого слова!
Об этой непонятной для меня скрытности сестры размышляла я по пути со школьного собрания в клуб. Там я ожидала встретить Луцию, чтобы потом вместе с нею идти домой. Если бы она не была такой замкнутой и неразговорчивой, я любила бы ее в сто раз больше! На наши вопросы, как идут у нее дела в лавке, она неизменно отвечала одной и той же короткой фразой: «Всё в порядке. Специальность практикантки требует труда, как и всякое иное занятие, поэтому нет оснований бросать ее». Такой ответ всегда очень возмущал меня. «Луция становится непонятной», – говорила я матери.
