На обоих берегах Сана,[22] где раньше тянулись возделанные поля и богатые выгоны для скота, теперь простиралось мертвое поле из ила, гравия и камней. Только кое-где торчали мокрые кусты ракит да рыже-коричневые кукурузные будылья. По этой истерзанной земле бродили сгорбленные люди, одетые в мешки для защиты от дождя. Они выгребали из грязи жалкие остатки своего хозяйства, которые не успела унести вода: поржавевший плуг или мокрое тряпье, выполосканную добела доску или железный обруч…
Группы пострадавших от наводнения крестьян тянулись к усадьбе. Люди просили дать им поесть и немного сена для уцелевшей коровы. Наиболее докучливым панна Янина выдавала мешочки с микроскопическими порциями крупы и муки. Через несколько дней к толпе пострадавших, которая сгрудилась у ворот, вышел управляющий имением, чтобы передать людям слова хозяев усадьбы. Он сказал:
– Наводнение уничтожило хлеба и луга, принадлежащие господам, которые и сами теперь стали бедными и потому не имеют возможности помогать другим пострадавшим. В связи с этим обе госпожи баронессы просят, чтобы люди спокойно разошлись, а парафиальный[23] комитет будет помнить о них и помогать в меру своих возможностей.
Когда толпы нищих, оборванных и голодных людей перестали собираться возле ворот усадьбы, дворец сразу же облегченно вздохнул, ожил и повеселел. Его обитатели были теперь охвачены новой заботой, на фоне которой все остальные сразу же отодвинулись на задний план.
Дело в том, что его преосвященство ксендз-бискуп[24] сообщил о своем скором приезде во дворец, чтобы в местной часовне совершить торжественное богослужение. Во дворце ожидался съезд многочисленных гостей, которые хотели получить благословение от самого ксендза-бискупа.
Дворня, распевая религиозные гимны, день и ночь старательно чистила и убирала весь дворец, от крыши до подвала. Скалка в руках Маринки просто пищала от невиданной нагрузки. В буфете начищали старинное серебро, в сараях усиленно ремонтировали экипажи. Горничные приготавливали чистые, предварительно хорошо проветренные постели для гостей, а деревенские девчата украшали гирляндами из цветов придорожные кусты и часовенки.
Среди всех этих хлопот быстро затерялось воспоминание о жестоком наводнении. В костеле пробощ.[25] призывал с амвона к очистке придорожных канав от водочных бутылок и грозно предупреждал нищих, вечно околачивавшихся на церковной паперти, чтобы они не бросались сломя голову к экипажу его преосвященства, когда почетного гостя будет приветствовать молодежь из кружков «Живых четок» и «Марианской содалиции»
