И, охватив обеими руками шею, словно ее что-то душило, она с трудом выдавила из себя:
– Уходите!.. Убирайтесь отсюда!
Крайне удивленные, мы выбежали из комнаты. А вечером Луция, бледная, в ночной рубашке, встала перед моей кроватью:
– Слушай, Таля…
– Что?
Луция наморщила в задумчивости брови:
– Я знаю, кто такая панна Янина.
Охваченная любопытством, я приподнялась на локте:
– Ну?
Для меня лично панна Янина была только нашей опекуншей и, кроме того, подругой и правой рукой госпожи баронессы, владелицы дворца; больше о ней я ничего не знала.
– Ну, говори же!
И Луция, в голосе которой звучали одновременно убежденность и мстительность, презрение и торжество сделанного открытия, сказала:
– Панна Янина – это… Это «высохшая глиста»!
Изумленная, смотрела я на сестру, а она, покачивая головой, говорила в задумчивости:
– И подумать только, ведь у панны Янины – законченное университетское образование! Ты заметила, как неотступно ходит она следом за баронессой, лишь на шаг позади нее и с таким выражением лица, точно ей доверена охрана гроба господня. Я слышала вчера, как она разговаривала с кем-то о баронессе: «Примерная христианка, рыцарское сердце, умница, требовательна к себе…» И что-то там еще… Ага!.. «Ее душа столь преисполнена милосердия к людям, что она взяла на содержание двух незнакомых детей из предместья…» Это, значит, о нас!.. В общем, она говорила о баронессе, как о святой. Даже слова те же самые, какими она рассказывала нам о «великой Терезе»: «великолепная душа», «провидица»…
Луция на минуту приостановилась, глубоко над чем-то задумавшись, а потом вновь продолжала говорить, но уже более мягким, более доброжелательным тоном:
– Любопытно, как это панна Янина очутилась здесь? Может быть, она была очень бедной и думала, что тут, во дворце, ей улыбнется счастье? А может быть, семейство баронессы взяло ее для того, чтобы она штопала белье или составила компанию старой ясной пани?
Уставившись на меня, Луция в задумчивости продолжала свои рассуждения:
– Мне кажется, Таля, что панна Янина тоже имела какие-то свои желания, о чем-то мечтала. И, прежде чем приучилась неизменной черной тенью следовать всюду за баронессой, небось не раз всплакнула в подушку, когда никто ее не видел. А может быть, она не могла найти работы? Видя вокруг себя только безработицу и нужду, испугалась, наверно, и решила, что во дворце ей будет легче. И потому вскоре стала такой набожной и такой покорной. Подумай только, какой это большой день для нее, когда она смогла назвать баронессу по имени! Ты заметила, как задрожал ее голос, лишь только начала она говорить об этом? Наверно, в течение всех этих лет она получила немало упреков по своему адресу, и несмотря на это, я уверена, она и сегодня воздает молитву господу богу за то, что он удостоил ее чести жить бок о бок с баронессой… Это ведь просто ужасно – так унижаться!.. Теперь-то она, конечно, даже и не сумела бы жить по-другому. А чувствовать, как настоящий человек, она уже давно не может. – Луция глубоко вздохнула. – Я предпочла бы умереть, чем так прозябать!
