Хью навалился на жену всей тяжестью, его лоб касался подушки рядом с ее щекой, в ушах гулко отдавалось биение сердца, постепенно возвращавшегося к нормальному ритму.
Макдональд понимал, что в отличие от него Сара не испытала наслаждения, хотя вряд ли это возможно в первый раз. Физическое неудобство явно мешало ей полностью отдаться любви, и Хью от души пожалел жену.
Приподнявшись на локте, он легонько убрал с ее лба белокурую прядь. Сара обернулась и, вытянув руку, коснулась щеки мужа. На губах появилась робкая улыбка, будто она смущена тем, что произошло между ними.
Тело еще помнило близость жены, а мысли уже были далеко.
Хью перекатился на край постели. Да, он получил удовольствие, но это ничего не значило, он сделал все не ради себя, а ради своего Ненвернесса. Никогда еще Макдональд так остро не ощущал тоску по дому. Он с ненавистью уставился на пышный балдахин, нависавший над кроватью, тяжелая ткань, казалось, вот-вот его задушит. Ему вдруг захотелось набрать в легкие побольше свежего ночного воздуха, почувствовать нежный запах вереска.
Незнакомка не пришла на свадебную церемонию.
Какой мужчина, лежа рядом с невестой, будет тосковать по другой женщине? Лишь тот, кто, выполняя супружеский долг, мечтает о большем.
Да, она прекрасна, его юная невеста. Развевающиеся белокурые волосы, ослепительная улыбка, ясные голубые глаза безупречны. Его ладони еще хранят воспоминание о ее упругой полной груди и соблазнительных розовых сосках, обещающих наслаждение. Ее пыл, нежность, стоны — разве не это каждый мужчина желает найти в своей жене? Да, он счастливчик. О такой брачной ночи, которая выпала ему на долю, можно только мечтать.
Так чего же ему не хватает?
Макдональд не чувствовал желания возобновить па-пытки. На брачное ложе он взошел, представляя себе будущих наследников, а не для того, чтобы утолить естественную потребность сильного мужского тела. И если бы он действительно был счастлив, то не отвернулся бы сейчас от жены со странным ощущением физического удовлетворения и душевной пустоты.
— Да она сущая ведьма! — сердито воскликнула Молли, рывком водружая оловянную кастрюлю на тлеющие угли.
Кэтрин перевела взгляд на побелевшее лицо сына. Любая вспышка гнева, пусть даже не относящаяся к нему, заставляла мальчика съеживаться и глядеть на мир округлившимися от ужаса глазенками. Когда это случалось, в душе у Кэтрин все переворачивалось от бессильного сожаления и злости. Наклонившись, она порывисто обняла сынишку, а почувствовав, как дрожат его хрупкие плечи, в очередной раз мысленно прокляла своего покойного супруга.
