Откуда она узнала, что это Алиса? Так же как узнала, что эта дверь приведет ее сюда, как подошла к этой картине. Она мечтала о том, чтобы побыть ею, когда разглядывала себя в зеркале.
Алиса смотрела на нее с картины, сидя на зеленом ковре травы. Позади нее высился Сандерхерст — внушительное трехэтажное сооружение из кирпича цвета старого золота. В высоких узких окнах отражается розово-желтое рассветное небо. Над каждым окном прилепилась грубо вырезанная ухмыляющаяся горгулья. Рядом с Алисой стоит корзина с копошащимися в ней щенками спаниеля; один из них навеки застыл у нее на коленях.
Красивые локоны светлых волос обрамляют милое, в форме сердечка лицо. Остальные волосы Алисы перехвачены лентой и украшены розовато-лиловыми розами и листьями зелени. На губах играет улыбка, какая всегда бывает на таких портретах, но она не отражается в небесно-голубых глазах Алисы. То ли художник не смог передать искренность чувства, то ли оно просто отсутствовало.
Мэри-Кейт мысленно поставила Алису рядом с собой: девушка гораздо ниже ее, более хрупкого телосложения. Она казалась воздушной, привлекательной не только красотой плоти, но и добротой души. Через секунду впечатление исчезло, остался только портрет, наследник тайны.
Где ты, Алиса? Чего ты хотела от жизни? О чем мечтала? Неужели здесь тебе было так плохо?
Мэри-Кейт разглядывала портрет, обхватив себя руками. Возможно, если она посмотрит на него подольше, то сквозь краски и холст увидит душу этой женщины?
Почему ты убежала с любовником? Как ты могла причинить такую боль? Неужели ты настолько ненавидела Арчера? Или настолько любила другого? Что с тобой случилось?
И пожалуй, самый важный вопрос: Почему я, Алиса?
Берни купила карету с четверкой лошадей. Ехать в наемном экипаже слишком долго, а она никогда не отличалась терпением. Жаль, что остальные вещи прибудут не скоро: понадобится несколько фургонов, чтобы доставить вес, что собралось у нее за эти годы.
Да, приятно все же быть одной из Сент-Джонов, пусть и заплатив за это девятью ужасными годами жизни с отцом Арчера. Деньги облегчают существование, хотя она вполне обошлась бы без раболепия. Она никогда не понимала, почему некоторые люди считают богатых добрыми. Берни была не слишком приятной особой, хотя и старалась не тиранить окружающих. Разумеется, она не отличалась добротой, как несколько ее знакомых, и становилась острой на язык, когда ее что-то задевало. Только небеса знали, как она любила конфеты и прикосновения красивых мужчин. Но кланялись ей так, словно она была иконой или божественной девственницей, сошедшей с Олимпа. А божественные девственницы жили на Олимпе? Не важно! Странная и чуждая ей мысль, но она отвлекла внимание графини от подхалимажа со стороны представителей конторы, которая вполне удовлетворительно вела ее дела, притом, что клерки очень уж пресмыкались перед ней. Это вызывало у нее головную боль.
