В углу каминной полки лежали трубка вишневого дерева и табакерка из покрытой глазурью керамики, забытые аббатом Дуседамом.
Несколько опасаясь терпкого табачного соблазна, я все же с умилением вспомнил моего славного наставника, набил и раскурил трубку.
До сих пор удивляюсь, сколь триумфальным оказалось мое приобщение раю курильщиков: организм отнюдь не возмутился, напротив, с первых же затяжек я изведал полнейшее удовольствие.
Я весь отдался наслаждению тройным счастьем – временно обретенной свободой, старым добрым окружением и одиноким посвящением в табачное таинство, – и радость заставила на время забыть про смутное ожидание…
Ожидание неизвестно чего, но, выходя из Мальпертюи, я был уверен – ожидание непременно сбудется.
И теперь назвал свою уверенность вслух:
– Я жду… Я жду…
Призывая в свидетели окружающие вещи, я вопрошал слегка запыленные безделушки, гулом прибоя зовущие морские раковины, тонкие завитки голубого дыма.
– Я жду… я жду…
И внезапно в ответ раздалось робкое звяканье колокольчика в прихожей.
На миг сердце замерло в груди от страха, я весь сжался в уютном тепле диванных подушек.
Звонок позвал вновь – настойчиво и нетерпеливо.
Казалось, целая вечность минула, пока я встал с дивана, прошел мимо портрета Николаса Грандсира, открыл входную дверь.
В мягком золоте послеполуденного солнца вырисовывался силуэт, лицо скрывала вуаль. Гибкая фигура бесшумно скользнула в холл и дальше, в гостиную с диваном.
Вуаль упала, я узнал эту улыбку… сильные руки легли мне на плечи – и я склонился под их тяжестью, жгучие губы впились в мои…
Алиса Кормелон пришла… Теперь я был уверен, что ждал именно ее, она и должна была прийти…
Пылающие поленья наполнили гостиную знойным смолистым ароматом, табачный дым смешался с запахом пряностей и меда, а на тканый шерстяной ковер с мягким шелестом упали вуаль, платье Алисы, источая пьянящее дыхание роз и амбры.
На потемневшие скаты крыш спустились сумерки, в золе камина догорал огонь, и темные воды залили зеркала, когда Алиса уложила свои слегка растрепанные длинные густые волосы цвета гагата и эбенового дерева.
– Пора уходить, – прошептала она одним дыханием.
– Давай останемся здесь, – отчаянно воспротивился я, сжимая ее в объятиях.
Без малейшего труда Алиса освободилась из этих жалких оков – совершенная форма ее рук, словно изваянных из слоновой кости, таила силу под стать стальной силе воли.
– Значит, мы вернемся сюда еще…
Уже стемнело, и я не мог видеть выражения ее глаз.
