– Я услышала, как что-то упало, и я испугалась, что… – На полу лежала разбитая фарфоровая чашка из сервиза, который стоял у Оливии в буфете. Чашка – а вовсе не яркая, расписанная вручную тарелка. Эрия перевела взгляд на него. Он по-прежнему тер голову. Сделав шаг к нему, она сказала:
– Ну-ка, дайте, я посмотрю.
Он дернулся и подтянул одеяло повыше:
– Боже мой, девушка, вы всегда так порывисты? Таким образом врываться в помещение, где спит мужчина!
– Да, всегда, – она остановилась, уже не уверенная, рады ли ей и нужна ли она здесь. – Моя мать говорила, что это мой самый большой недостаток.
– Ваша мать была права.
– Прошу прощения, просто я… О, Боже, вы действительно будете думать обо мне ужасно, но я испугалась, что сделала что-то совершенно непростительное. Видите ли, я не могла смириться с мыслью о необходимости бросить бесценные тарелки моей матери – если бы что-либо случилось с повозкой, они бы пропали, а теперь, когда я услышала, как что-то разбилось…
Какой-то звук, отдаленно напоминавший смех, заставил ее умолкнуть. Она подошла ближе и взвизгнула, когда ее голова стукнулась обо что-то, свисавшее с потолка.
– Осторожно, – в его голосе слышались юмористические нотки. – Маленький Джон развесил по всему чердаку свои бумажные звезды. Мне кажется, здесь есть и луна, и несколько планет.
Ее рука нашла раскачивающийся предмет. Пальцами она нащупала пять лучей звезды, почувствовала сухую, грубую текстуру дешевой бумаги:
– Святые угодники, потолок такой низкий… Не удивительно, что вы ударились головой. А посмотрите, какая короткая у вас кровать, вам же должно быть страшно неудобно.
– Потерплю. Спускайтесь вниз и ложитесь в постель. («Пока я не втащил тебя в эту», – пришло ему в голову.)
– Нет. Я займу эту кровать, а вы ляжете внизу. Давайте, поднимайтесь.
– Я не могу подняться, пока вы отсюда не выйдете.
– Почему?
– Потому что я не одет.
Эри подняла глаза к потолку и вздохнула:
– Мистер Нун, здесь слишком темно, чтобы я разглядела вас в вашем ночном одеянии, а поскольку положение, в котором мы оказались, вряд ли можно назвать обычным, я думаю, мы можем перестать беспокоиться о таких пустячных вопросах приличия.
Бартоломью просто не мог не рассмеяться:
– Я боюсь, вы не совсем понимаете, что говорите.
– Почему же?
– Потому что ночью я сплю без одежды.
– Вы имеете в виду… – Она отступила на шаг, затем быстро повернулась спиной, когда сообразила, о чем он говорит. – О Господи!
– Совершенно верно.
