Бартоломью принял решение:
– Немного впереди есть ручей. Мы остановимся там.
Хотя он и не удосужился исследовать свои побуждения, он не лгал себе. Бартоломью никогда не избегал посмотреть реальности прямо в глаза. Ну а если его выводы были несколько пессимистичными, то это ведь совсем другое дело.
Он хотел, чтобы Эри принадлежала ему, И неизбежное неодобрение Неемии при виде женатого мужчины, путешествующего с женщиной, которая не являлась его женой, было лишь удобным предлогом.
Мысль провести ночь всего в нескольких футах от нее, вдыхая тонкий лилейный аромат ландыша и женственности, исходивший от нее, слушать ее легкое дыхание и воображать, каков на вкус этот сладкий рот, как бы она чувствовала себя под его ласкающими руками… Черт возьми, это было посильнее бутылки дьявольского рома старого Сима.
– Мне кажется, я слышу ручей, – Эри с воодушевлением заерзала. Ее рука легонько коснулась его, и разряд, как те электрические токи, с помощью которых нынче в Портленде получали свет, обжег его тело.
– Теперь уже недалеко, – он улыбнулся, отдаваясь потоку, а не сопротивляясь ему.
Эри улыбнулась в ответ, заставив его сердце сжаться. Пронзительный свист рассек воздух, и ее головка резко повернулась.
– Это поезд на Ямхилл, – сказал он. – – Колея здесь пролегает довольно близко.
Состав вырвался из леса на открытое место. Широкий извивающийся поток был хорошо виден, он отливал серебром и золотом в последних лучах заходящего солнца. Темнота сгустилась, добавив пустынному месту, в котором они остановились, прелести и загадочности.
Бартоломью остановил лошадей подальше от дороги. Он спрыгнул на землю и обошел вокруг повозки, прежде чем Эри успела спуститься вниз сама. Глядя на нее снизу вверх, он протянул ей руки. Не колеблясь ни секунды, она оперлась руками на его плечи и позволила ему поднять ее в воздух.
Ладони его оказались настолько широки, что почти сомкнулись на ее талии, а большие пальцы оказались под ее грудью. Его дыхание участилось. В течение нескольких секунд он боролся с желанием прижать ее к себе. Если Эри заметила, что он держал ее на весу дольше, чем было нужно, перед тем как опустить на землю, или если она расслышала бешеный стук его сердца, то не подала виду. Ее руки соскользнули по его мускулистым мышцам, слегка задержавшись пониже локтей, пока она внимательно смотрела на него в угасающем свете дня.
Вид этих губ, находящихся так близко от его собственных, помутил его рассудок. Очарованный романтикой сумерек и пылающего заката, Бартоломью склонил к ней голову.
