Этим поездом должна приехать Эми Салливен, единственная дочь Патрона. Сегодня, после пятилетнего отсутствия, она возвращается домой из Нового Орлеана, куда была отправлена для получения образования в какой-то шикарной школе. Уже несколько недель все вокруг — и ее отец, и его отец, и прислуга в доме, и наемные работники на ранчо — только и говорили, что о ее ожидаемом возвращении. Вечером намечался большой праздник, и гости, собиравшиеся переночевать в Орилье, уже заполняли многочисленные комнаты просторного дома.
Обжигающее солнце скрылось за внезапно набежавшим облаком, и на гладкую каменную площадку, где блаженствовал Тонатиу, легла глубокая тень. Резким движением он сел. В памяти воскрес обрывок забытого было сна, и черные глаза юноши помрачнели.
Ему опять являлась Она: длинные черные волосы спадали вдоль спины, вокруг стройного тела струились складки странного ритуального одеяния. Она стояла в ногах его постели и показывала ему ряд цифр: 5, 6, 6, 6. Нет, нет, в другом порядке: 6, 6, 5, 6. И ничего больше, только эти цифры. А затем она исчезла вместе со сном.
В потемневшем небе над головой юноши описывал круги ястреб. Тонатиу ощутил, как по обнаженной спине пробежал холодок. Он невольно поежился, вдруг почувствовав себя неуютно.
Ястреб улетел. Облако проплыло мимо, и пылающее светило показалось вновь, дабы согреть и встревоженную душу Тонатиу, и его озябшее тело. И сон, и цифры сгинули вместе с птицей; улыбка собрала морщинки в уголках черных глаз.
Обхватив руками согнутые колени, юноша вернулся мыслями к Эми Салливен. Он помнил ее обыкновенной девчонкой: тощей, белобрысой, с лицом, усыпанным веснушками. Ноги вечно босые и перемазанные в грязи, коленки и локти постоянно ободраны.
Маленькая Эми. Только она одна и звала его Тонатиу. Даже отец называл его Луисом. И Патрон, то есть Уолтер Салливен, и все работники на ранчо, и домашние слуги, и даже жители деревни обращались к нему только так, и не иначе.
Для всех он был Луис Кинтано, — для всех, за исключением ацтекской красавицы принцессы, давшей ему имя Тонатиу. И маленькой Эми.
Тонатиу резко вскочил, потянулся, привстав на цыпочки, замер так на минуту и снова опустился на пятки. Сцепив руки за головой, он прогнулся назад, втянул живот и глубоко вдохнул сухой воздух пустыни, обратив лицо к пылающему богу, в честь которого получил имя.
Вздохнув, юноша наклонился и поднял с камня крошечный клочок отлично выдубленной мягкой кожи, служившей ему чем-то вроде набедренной повязки. Прикрыв чресла и надежно завязав кожаные шнурки на правом бедре, Тонатиу тихо свистнул, и по этому сигналу сразу же примчался его любимый жеребец.
